"Константин Михайлович Станюкович. Червонный валет" - читать интересную книгу автора

Жорж обещал быть добрым мальчиком и несколько раз с особенной нежностью
покрывал поцелуями теплую, маленькую тетушкину ручку. Она не торопилась
отдернуть ее, поправляя другой рукой белый цветок в волосах, и потом, как бы
спохватившись, отняла руку и снова посоветовала Жоржу быть "добрым
мальчиком".
Когда "добрый мальчик" ехал в дядиной карете в "заведение", перед его
глазами еще долго мелькали шея и плечи красивой тетушки, и он долго еще
вдыхал душистый аромат ее будуара.


VI

Жорж скоро освоился с "заведением", полюбил его и поладил с товарищами.
Он недурно учился, скоро сделался первым по фронту и почему-то пользовался
особым расположением ротного командира.
Через год Жорж уже сделал сто рублей долга сапожнику, портному, лихачам
и уже успел познакомиться с одной маленькой актрисой из французского театра,
о чем с гордостью рассказывал товарищам. От своего отца он получал
ежемесячно "на булки" по десяти рублей, да дядя сенатор давал ему столько
же, но, разумеется, этих денег не хватало. В заведении было много богатых
молодых людей, которые свободно мотали деньги и делали долги, и Жоржу стыдно
было не мотать денег и не делать долгов, стыдно перед товарищами, стыдно
перед собой.
В письмах к матери он описывал свое положение, говорил о "позоре
фамилии Растегай-Сапожковых" и просил денег. "Ведь я, мамаша, не могу
отстать от других, ведь не ехать же мне в казенном мундире к княгине
Таракановой, у которой бывают аристократы и сам светлейший Оболдуев".
Мать вполне сочувствовала Жоржу, посылала, сколько могла, и просила
отца увеличить месячное жалованье, выставляя на вид фамилию
Растегай-Сапожковых, но генерал прикрикнул и велел матери написать, что он
попросит, чтобы молодого Растегай-Сапожкова выпороли за то, что он "дурит".
Жорж сердился на своего "старика", который, по его мнению, "выжил из
ума и не понимает требований жизни". Он делал долги, занимая у швейцара, у
сторожей, и даже свел знакомство с ростовщиком, который ссужал его деньгами
за сумасшедшие проценты.
В пятнадцать лет Жорж уже умел презрительно щурить глаза, вглядываясь
на проезжающих, и, кутаясь в бобровый воротник, катить по Невскому от
Аничкова моста на рысаке, похожем на "собственную лошадь". Он ловко
прикладывал руку к каске, свободно выпивал бутылку шампанского, пел
французские шансонетки, слегка грассировал, нагло третировал известного
сорта дам и умел взглядывать на женщин тем светлым, наглым, смеющимся
взглядом прелестных черных глаз, который нередко вызывал невольную краску на
их щеки. Благодаря расположению начальства, такту и способности показать
себя, он был всегда на виду, ходил на ординарцы и мечтал через два года
надеть давно желанный мундир, хотя и сомневался, что вряд ли отец согласится
давать такое содержание, чтобы Жорж мог с честью носить этот мундир и не
стесняться платой в ресторанах. Он знал, что у отца есть рязанское имение,
следовательно должны быть деньги, кроме жалованья; но велико ли состояние,
сколько приносит дохода это имение, он точно не знал и только вполне
сознавал, что ему нужны деньги, что нельзя же в самом деле ему, молодому,