"Константин Михайлович Станюкович. Оригинальная пара" - читать интересную книгу автора

О первой встрече ни полслова.
- Ну, пойдемте, господа, пить чай... Иди же, Вася... Ты здоров?..
Он кротко так взглянул на нее и отвечал:
- Здоров, Зоя... здоров, что мне делается?
Мы пили чай в столовой. Зоя Михайловна говорила без умолку. Она видимо
находилась под впечатлением пьесы и игры. Василий Николаевич с любовью
слушал жену, и когда она делала особенно удачные замечания, он значительно
покачивал головой и смотрел на меня, будто желая сказать: "видите ли, какая
она умная и хорошая".
Однако скоро она умолкла, и веселое расположение духа исчезло. На лицо
налетела какая-то тень. Она смолкла и задумалась. Первушин беспокойно
взглядывал ей в лицо. Я поспешил уйти.


III

Прошло месяца два. Я редко видал своих новых знакомых. Первушин почти
не заходил и не звал меня к себе. За стеной было совсем тихо, и по вечерам я
уже не слыхал обыкновенных разговоров хозяйки со Степанидой. Оказалось, что
спальня была переведена в другую комнату.
Степанида по обыкновению помалчивала. Раз как-то, когда я спросил о
здоровье Василия Николаевича, она ответила, что он нездоров. По грустному
лицу доброй старухи я догадывался, что там опять было неладно.
- Что с ним?
- Кашляет все.
- Бедный!
- Ну, и она, моя голубушка, тоже бедная.
- Хороша бедная! - заметил я, - веселится, бегает из дому, а он чуть не
на ладан дышит.
- Молчите, коли не знаете! - рассердилась старуха.
- Да нечего и знать... Вы-то что так заступаетесь?
- Я-то? Да ведь я вынянчила Зоюшку. Крепостная еще ихняя была. Как же
мне не заступаться... И кто же за нее заступится, за бесталанную!..
На старом лице Степаниды видна была глубокая скорбь, а в словах звучала
такая теплая нотка, что я не мог не засмотреться на ее доброе лицо.
- Да ты что на меня уставился? - спросила Степанида, вдруг начиная
говорить мне "ты".
- Ничего... Тоже и его жалко.
- А то как же... Такая душа и...
Она не договорила и махнула как-то безнадежно рукой.
Однажды я сидел у себя в комнате, как вошел Первушин. Он совсем
осунулся и похудел еще более. Он был не в халате, как обыкновенно, а в
потертом черном сюртуке, подал руку и заходил по комнате. Я заметил в нем
какую-то странную решимость, вовсе не идущую к его робкому виду. Он ходил и
говорил вполголоса:
- Она зовет... Уйду. Надо ж наконец... я не позволю... все, что хочешь,
но не касайся сестры. Она святая... Я этого не переношу.
Он остановился, странно оглянулся вокруг и вдруг замолчал. Видимо ему
хотелось поговорить, но он чего-то стеснялся.
- Знаете ли что... - начал было он и замахал рукой, как-то печально