"Константин Михайлович Станюкович. Из-за пустяков" - читать интересную книгу автора

перетопить всех, несочувствующих такому решительному образу действий. Когда
Андрей Иванович прочитывал такие статьи, он приходил в негодование, хотя и
решительно отказывался понимать, как все это может быть, и иногда даже
подозревал, не хватил ли автор статьи через край, приписывая такие
намерения.
- Теперь я получаю восемьсот пятьдесят рублей пенсии! - говаривал
старик, пытаясь на конкретном примере уяснить себе вопрос. - Получаю я за
какую ни на есть, а все за службу. Хорошо. И что же? Так вот придут ко мне
они и скажут: "Шабаш твоей пенсии, а тебе, адмиралу, капут!" Разве это
справедливо? Уж если отнимать по совести, - фантазировал, бывало, старик, -
то отними ты у тех, кто там разными хапанцами да арендами, да землями, да
мало ли чем неправедно набил себе мошну, но за что же у меня?.. За то, что я
по чести прожил свой век!? Шалишь, братцы!
Но так как никто к старику за пенсией не приходил, то он, помечтавши
после прочтения передовой статьи на эту щекотливую тему, скоро успокаивался
насчет всеобщего разрушения. Тем не менее нельзя сказать, чтобы он оставался
совершенно равнодушным, когда от таких статей переходил к вопросам, имеющим
отношение к более близким интересам. Старик нередко негодовал и возмущался,
что много несправедливостей и несовершенств творится в божьем мире и что
дела на свете идут не так, как бы им следовало идти.
- Но все это поправимо и без того, чтобы отнимать у него пенсию, -
философствовал адмирал. - Ну, можно, пожалуй, сократить ее, что ли, -
жертвовал он самоотверженно pour le bien public* частью пенсии, - если
находят, что она велика; вероятно, и другие согласятся на это... Все
поправимо, стоит только всем действовать по совести, по чести, не обижая
никого. Тогда и разрушать ничего не придется...
______________
* для общественного блага (франц.).

- Каждый поступай по совести, а у кого совести нет, того на Сахалин! Не
так ли, сестра?
Таким вопросом обыкновенно заканчивались политические соображения
старика, на склоне жизни получившего вкус к политике. Прежде он о ней и не
думал.
И теперь адмирал, несмотря на нетерпение сестры, не охотницы до
рассуждений о предметах, не имеющих непосредственного интереса, - заставил
сперва сестру выслушать себя, прежде чем задать ей вышеприведенный вопрос.
Она, конечно, не задумалась бы в эту минуту не только сослать на
Сахалин, но даже и куда-нибудь подальше директора правления, выгнавшего со
службы ее сына, - о том мерзавце и говорить нечего, - но, как практическая
женщина, очень хорошо понимала, что это невозможно. И потому на "философию"
брата ответила без всякого философского спокойствия:
- Когда еще это все будет, а пока Митю-то выгнали!.. Но я этого дела
так не оставлю.
- Что ж ты думаешь делать? - спросил адмирал, взглядывая с некоторым
беспокойством на сестру.
Она рассказала о своем плане идти в правление и спрашивала совета.
- О, когда нужно, я сумею, братец, говорить самым дипломатическим
языком! - прибавила она в успокоение брата Андрея и при этом взглянула на
него с такой самоуверенностью, что после этого, казалось, усомниться в ее