"Константин Михайлович Станюкович. Из-за пустяков" - читать интересную книгу автора

своевременные. Это похоже на него, и я, как любящий брат, решаюсь просить
вас, маменька, внушить брату, - он вас слушает и уважает, - что его
поведение компрометирует всех его близких и может окончиться печально для
него самого. Все мы понимаем, не хуже, если не лучше его, что жизнь
представляет многие несовершенства; но несовершенства эти, во-первых,
условны, а во-вторых, вовсе и не таковы, какими их желают представить люди,
знакомые с жизнью по книгам и пустым односторонним статьям или вовсе ни с
чем не знакомые, а воображающие себя умнее других. Едва ли глупый идеализм
брата, его неумение обойти подводные камни практической жизни и примириться
с необходимым злом жизненной карьеры, не способен увлечь его на путь очень
опасный. К прискорбию, мы видим, к чему он приводит. Да сохранит нас всех
господь бог от этого несчастия, но я боюсь, что бедный брат уже стоит на
этом пути. Если мои предположения справедливы, то пусть он не считает меня
братом, как ни больно мне лишиться брата.
Еще другая нерадостная весть, маменька: бедная сестра Наденька очень
огорчена вашим к ней отношением..."

Дальше полковница уже не читала... С нее было вполне довольно
прочитанного, чтобы из груди ее вырвался отчаянный крик: "Подлец!"
Она с этих пор еще более привязалась к Мите, словно в отместку, что ее
хотят непременно отдалить от него. Митя сделался ее кумиром. Она
перессорилась со всеми родными, которые только осмеливались отзываться о нем
двусмысленно. Своей двоюродной сестре она даже так энергично показала дверь,
что в Коломне долго еще ходил рассказ об этом происшествии.
Но замечательнее всего в этой трагикомической истории было то, что
виновник этой бури, о котором, благодаря сплетням, в Коломне слагались целые
легенды, ни малейшим образом не был причастен ко всем этим обвинениям и
предостережениям родных и знакомых. Это был самый скромный и
непритязательный господин, меланхолик по натуре, скорее робкий, чем смелый,
не предъявлявший к жизни никаких особенных претензий. Никогда и ни в каких
"предосудительных" поступках он не был замешан, с "подозрительными" людьми
знакомств не водил, в своих мечтах летал невысоко, словом - этот Дмитрий
Алексеевич Кропотов, выброшенный в один день на улицу, был один из тех
многих, самых обыкновенных смертных, простых, слабых, ничем особенно не
выдающихся, у которых только еще не заглохли инстинкты правды, совесть не
подвела итогов, и сердце не потеряло способности биться и трепетать при виде
бесчеловечия и несправедливости и наконец, переполненное, порой давало о
себе знать робким словом негодования, участия, сожаления...
Вот вся вина этих людей.


VIII

Андрей Иванович не ошибся в своем предположении. Он потерпел полную
неудачу в своей миссии, несмотря на мундир и ордена, надетые им для свидания
с г. директором правления. Не старый еще, пухлый, подслеповатый директор
объяснился с ним весьма любезно, но вежливо дал понять, что решение,
принятое относительно Кропотова, бесповоротно. Он дипломатически отвергал
какую бы то ни было "политическую причину" увольнения, но зато и уклонился
от объяснения других причин. Адмиралу, как он потом рассказывал, "очень