"Константин Михайлович Станюкович. Решение" - читать интересную книгу автора

шевелилась мысль, что, пожалуй, было бы лучше, если б жена любила его
чуть-чуть поменьше, без той порывистой страстности, которая граничит с
тиранией, и без того особенного нежного и заботливого внимания к его
здоровью, которое лишало его возможности беспечно просидеть за ужином,
потягивать винцо и вести оживленную беседу, не поглядывая беспокойно на часы
и не думая, что из-за тебя не спит любимая женщина и в страхе, что тебя
переехала карета, напали недобрые люди или, еще того хуже, заинтересовала
какая-нибудь блондинка или брюнетка, - не отходит от окна, прислушиваясь: не
едет ли извозчик с запоздавшим мужем. Но, разумеется, Борис Николаевич не
осмеливался при жене проповедовать такую возмутительную ересь и возлагал
надежды на время, которое сделает привязанность жены более спокойной. А пока
- надо покориться. Ведь Вавочка его так любит, так заботится о нем, - утешал
себя Борис Николаевич, вдобавок и польщенный, что его особа возбуждает к
себе такую необузданную привязанность, да еще такой хорошенькой маленькой
женщины, как его Вавочка, обладающая каким-то особенным искусством
поддерживать в нем влюбленные чувства.
И этот-то мягкий и пугливый человек, казалось, вполне помирившийся с
положением "законного пленника" и с трогательной покорностью переносивший,
ради редкой любви жены, некоторое стеснение свободы, - вдруг, после долгого
пленения, поднял знамя бунта, задумав сбросить иго своей повелительницы.


IV

Революция, как водится, началась с робких демонстраций.
Оставаясь по вечерам наедине с Варварой Александровной, Борис
Николаевич стал чаще позевывать, испытывая удрученное состояние духа, и
нередко, как трусливый человек, замышляющий ковы, не без внутреннего страха
бросал украдкой взоры на Вавочку, причем совершенно неожиданно для себя
находил, что лицо Вавочки хоть и красиво еще, но потеряло прежнюю свежесть,
и подмечал "веерки" на висках, и то, что под глазами как будто подведено. И
усики на пышных губах, которые прежде так нравились, теперь казались ему
слишком заметными у женщины. Борис Николаевич нередко громко вздыхал и читал
вслух книгу без прежнего увлечения и довольно рассеянно.
"Удрать бы куда-нибудь. То-то бы хорошо!" - частенько забегала в голову
Бориса Николаевича соблазнительная мысль на самой интересной сцене романа, и
он мысленно представлял себе "место", где можно бы приятно провести время, -
поболтать с какой-нибудь менее серьезной, чем Вавочка, хорошенькой
женщиной... Просто так, поболтать и посмеяться, не считая всякого лыка в
строку, а потом кутнуть слегка с добрым приятелем... Как ни хорошо и уютно,
казалось, было в гнездышке Варвары Александровны, где обыкновенно
происходили вечерние чтения, от десяти до двенадцати, когда спали дети, и
как ни мила и любяща была сама Вавочка, склонившая головку над починкой
какой-нибудь принадлежности детского или его туалета - "она ведь вся живет
для него и детей!" - тем не менее неблагодарного Бориса Николаевича все
сильнее и сильнее тянуло задать тягу из этого уютного храма безграничной
любви и забот о нем, и от этой самой образцовой жены, милой, любящей
Вавочки, не отпускающей его от себя.
Но вот вопрос: как улепетнуть, чтоб не раздражить и не огорчить
Вавочку?.. Она примет это за недостаток любви... и тогда - взбучка!