"Николай Старилов. Осенний семестр (Повесть)" - читать интересную книгу автора

или гестаповская липа. Вряд ли они видели моё лицо. Сфотографировать в
темноте они меня тоже не могут. В сущности, если я сейчас смогу уйти, они
останутся с носом. Конечно, они проверят всех гауптштурмфюреров, но что у
них из этого получится одному богу известно.
Легко сказать - уходить. Он шёл по улице, на которой уже никого не было в
этот поздний час, кроме него и филеров.
Военный грузовик вынырнул из-за угла. Всё решали мгновения.
Андрей выбежал на середину улицы, властно подвив вверх руку.
Завизжали тормоза.
Сзади побежали, поняв с запозданием на несколько секунд, что произошло и
не сразу решив, как поступать дальше.
Высунувшийся из кабины шофёр, начал было свою речь, но осёкся, увидев
чёрную эсэсовскую форму, а гауптштурмфюрер ОС Генрих Штоль уже открыл
дверцу грузовика.
- Гестапо. Быстро. Вперед.
Андрей говорил резко, отрывисто, "лаял", как это у них принято с
подчиненными.
Двое филеров замахали руками, но грузовик промчался мимо, и они взялись за
пистолеты,
Шофёр уже не слышал этих выстрелов, а Андрей надежно защищенный кузовом,
заполненным ящиками, взял баранку в свои руки.
Далеко ему на этом грузовике, конечно, не уехать, дороги будут перекрыты
через четверть часа, от отлично знал эту механику, но ему больше и не
нужно.
Он остановил машину на набережной Шпрее и переоделся в форму шофёра.
Неподалеку от своего дома он вынул из солдатского мешка свои плащ и
фуражку и спокойно прошёл мимо окошка привратницкой.
В тайнике была гестаповская липа. Связной не раскрыл им особых пометок.
Андрей сжёг у унитазе шифровки, зная, что если в его квартире будет в
скором времени обыск, экспертиза обнаружит следы пепла, и хоть этим он
облегчит участь товарища, если он ещё жив.
От одежды шофёра он избавится завтра, это не самое главное, хотя в
сущности, сейчас единственная улика против него. Оставаться, продолжать
работу или уходить в подполье? Сможет гестапо выявить его среди сотен
гауптштурмфюреров? Да и где у них гарантия, что это не было обычным
камуфляжем, и на самом деле он не скромный чиновник министерства
иностранных дел или обер-лейтенант вермахта? Нет, выйти они на него не
смогут... Шофёр видел его. Нельзя было оставлять шофера в живых, но Андрей
не мог, несмотря на то, что видел самые зверские из всех зверств нацистов
собственными главами, не мог убить человека, пусть и немецкого солдата, не
в бою, про которого ничего не знал - кто он, фанатик или простой парень,
переодетый в форму, а может быть и противник гитлеризма, хотя бы в душе.
Андрей знал, что далеко не все немцы были фашистами и убийцами, в том
числе и среди солдат. Благодаря своему положению он имел доступ к
секретной информации, из которой следовало, что ежедневно на фронте и в
тылу казнили сотни немцев за борьбу против фашизма или отказ выполнять
варварские приказы.
Он знал, что его гуманность может дорого ему обойтись, но изменить ничего
не мог, да и не стал бы, даже если бы смог.
Утром на явочной квартире он принял своего агента, работавшего в