"Дмитрий Старков. ...Ой, там, за занавесочками!.. (Ностальгические галлюцинации из жизни батьки Козаностра и его боевых товарищей)" - читать интересную книгу автора

горбатого, лежащего на полу:
- Так и где же калики?
Фоня оценил обстановку еще раз. Горбатый на полу, рядом лужа. Лужа, надо
полагать, кровь - не может же у горбатого из дыры меж глаз течь осиновая
похлебка. Будучи шорцем сообразительным, Фоня понимал: горбатый в таком
состоянии отвечать не способен.
- Ну? поторопил Босевич.
- Вона, где два бугор посередке! Сакал ты, Босевись!
Босевич (от слова "босс"), перескочив через стол, бросился наружу. Фоня
сел на пол и заплакал. Глотая слезы, он отрывисто бормотал что-то
по-шорски, иногда вставляя слова "Босевись - сакал". За этим занятием его
застал вернувшийся с добычей Босевич.
- Ладно, кончай.
На Фонином лице появились проблески надежды.
- Скажешь, откуда ацетон, угощу.
Проблески угасли. С одной стороны, калики, которые Фоня любил не меньше,
чем Босевич; с другой же секрет приобретения ацетона, открывать каковой
ужасно не хотелось. Чтобы ускорить принятие решения, Босевич оторвал от
связки один калик и дал Фоне понюхать. Этого Фоня выдержать не смог.
- По тайга зверь ходила. Моя никогда такой зверь не видал. Моя стреляй, в
зверь дырка. Из дырки цетонь. Зверь баской тряс, потом усол сибка-сибка.
Как известно, в тайге бывает всякое. За свою долгую, нелегкую жизнь
Босевич успел в этом убедиться. Но поверить в такого не менее чудесного,
чем полезного зверя - это уже слишком. И все-таки... Босевич задумался. С
одной стороны - зверь слишком уж необычен. С другой - Фониной фантазии на
такую примочку явно недостанет. Шеф контрразведки почесал затылок мушкой
маузера и спросил:
- А какой он?
- Цетонь? У-у! Выссей цистка цетонь!
- Да не ацетон, валенок ты шорский, зверь какой?
- Она... длинный такой!.. Голова - нет, хвост - нет!.. Безит быстро, лап
совсем не видно. С боку нарисован, как у змей... От-так...
Фоня сцапал со стола карандаш и нацарапал на гладкой доске:

АЦЪТОНЪ

Босевич опять почесал затылок мушкой маузера и откусил разом полкалика. С
минуту он сидел молча, потом встал, сунул маузер в кобуру, запер в сейф
оставшиеся калики и сказал:
- Показывай!
Через несколько времени ходу в тайге появился просвет. Просвет в тайге -
дело само по себе дело невозможное, что бы там ни утверждали Близнецы,
которых с незапамятных пор упрекают в старческом маразме. Но такое!..
Босевич с недоумением смотрел на два длинных - без конца и края - куска
железа, лежавших вдоль просвета. Больше всего это походило на корни
капустного дерева, но железо, да еще так много... До такого не смогли бы
додуматься даже маразматики-Близнецы. Хотя, может быть, кто-то из них
снова съел чего-нибудь не то... Босевич задумчиво пнул ногою один из
кусков железа - и запрыгал на одной ноге, отчаянно матерясь, а свободной
рукой дал Фоне в ухо.