"Иван Терентьевич Стариков. Милосердие ("Судьба офицера" #2) " - читать интересную книгу автора

армии? Вот и выходит, что этот человек сильнее, чем о нем думает Людмила
Криницкая и даже он, Колокольников! "Ага, Люда-Мила! Вот и решение нашего
спора! Ишь, какие вы - обессиленный организм, нервное истощение! Нет,
жизненная сила капитана огромна, и ему еще жить да жить!"
- Скажите, доктор, в каком состоянии сейчас капитан?
И у этого парня обеспокоенные глаза! Значит, вопрос не ради
любопытства, а вызванный душевной тревогой, и отвечать надо ответственно.
- Все будет в порядке с капитаном, - строго и уверенно ответил Данила
Романович. - Поставим его на ноги!
- Спасибо, профессор! Как хорошо, что вы приехали! Андрей Петрович
говорит, что вы светило.
- Преувеличивает: делаем все, что положено по штату.
На широкое крыльцо с колоннами вышла Людмила Михайловна, вытирая
передничком руки. Она прогнала собаку и смущенно объяснила:
- Мы его редко выпускаем, на прогулку с ним ходит только Андрей
Петрович... Витя, есть хочешь? Заходите, стол накрыт.
Но Виктор, сославшись на то, что пообедал в заводской столовке, ушел, а
Колокольников послушно последовал за хозяйкой в дом. Действительно, на столе
уже стояла еда, но профессор выпил только стакан молока: он был молчалив и
сосредоточен. Молчала и она, озабоченная своими проблемами, которые возникли
у нее в связи с тем, что Данила Романович и Гордей задумали изменить судьбу
Андрея. Колокольников чувствовал ее озабоченность, но не решался
расспрашивать: одно дело покровительствовать молодым, как своим детям, и
совсем другое - вмешиваться в их взрослую жизнь. Тогда покровительство - не
помощь, а помеха. Тут надобно быть поделикатнее.
Поднявшись по железной винтовой лестнице в башенку и глядя, как Люда
застилает диван свежими простынями, как взбивает подушки, он восхищался ее
ловкими движениями, ее гибким молодым телом, колыханьем свесившихся длинных
волос, которые в этой комнате с двумя узкими, как бойницы, окнами казались
черными. Все ее движения исполнены женской, какой-то особенной, почти
ритуальной сосредоточенности. А потом, когда Людмила, зашторив окна,
спустилась вниз, когда весь домик затих, Данила Романович вспомнил юношу
Витю Калинку, вспомнил Андрея Оленича, который еще, наверное, мечется духом
в потемках своего сознания, и вновь подумал о Людмиле и Гордее, стараясь
понять, что связало этих четверых людей воедино? И хорошо ли им жить в таких
трудных переплетениях надежд и отчаяния? На какой-то миг ему показалось, что
они стоят рядом перед его диваном и выжидательно смотрят на него, словно
требуют ответов на множество вопросов. Но самое странное в этом видении было
то, что все четверо смотрели на него встревоженными глазами Людмилы, от
которых не отвернуться и которые нельзя не заметить.
Колокольников поднялся с дивана, подошел к окнам и отдернул шторы.
Чистый предвечерний свет небес заструился и заполнил комнату. "Вот теперь
другое дело, - подумал он. - Теперь никто не будет стоять над моей душой и я
смогу отдохнуть. А то, вишь, как они столпились надо мной, точно я верховный
судья или жрец какой! И вообще, почему они все так смотрят - обеспокоенными
глазами? Что еще за манера такая! Ну, этого паренька легко понять: капитан -
его надежда в жизни. Потерять ее в самом начале жизненного пути - все равно
что, отправляясь в плавание по океану на лодке, выпустить весло. Ну а
Людмиле чего так вопрошающе смотреть на меня? Ведь кто-кто, а она прекрасно
знает и понимает, что если бы у него, Колокольникова, был ответ, то не стал