"Иван Терентьевич Стариков. Милосердие ("Судьба офицера" #2) " - читать интересную книгу автора

Нет, пока думаешь о себе, - хорошо, приятно, даже сознаешь и свою молодость,
и красоту, умение облегчить страдания людям. И даже иногда не только
гордишься этим, но и вроде бы ждешь вознаграждения за то, что такая хорошая.
Но как только угаснет вспышка самолюбования, так становится гадко на душе,
делается стыдно, что не люди мной восхищаются, а я сама собой. Противно, и
тогда начинаю злиться на себя да и на весь мир, вроде он виноват, что я
такая. Это как опьянение алкоголем: пока пьешь - хорошо, а на похмелье -
омерзительно...
Андрею стало жаль Людмилу, может быть потому, что ей пришлось вот так
открыться перед ними, но он и удивился, что столько в ней не узнанного им.
- Виноват, Людочка! И не обижайся. Я до сих пор думал, что ты
невозмутима и холодна, как шприц, - пошутил Андрей.
А Гордей добавил в тон Андрею:
- Возможно, ей, как старшей медицинской сестре, было бы лучше иметь
такие качества, какие ты предполагал в ней.
Люда смущенно усмехнулась:
- А ну вас! Вы все можете свести на нет. Я для вас ничего не значу...
Ну, погодите, я проучу вас! В холле сидит гость, кажется, новоявленный мой
поклонник. С ходу сыплет комплименты. Правда, приехал он из Киева к тебе,
Андрей. Из какого-то журнала, портрет твой делать.
- Не смеши. Кого могут интересовать отбросы войны?


12

И хотя старшая медсестра ушла рассерженная, Эдик был твердо убежден,
что ничего особенного в разговоре с ней он не позволил, более того, считал,
что говорил правильные слова, самые что ни на есть реалистические. Правда,
он допустил нетактичность по отношению к калекам - обитателям этого
заведения. Но что поделаешь, если не испытываешь "эстетического наслаждения"
при виде калек и больных, немощных и нищих. Им так назначено судьбой, и
нечего распускать нюни! Конечно, он знал и понимал, что в обществе, в
котором он вырос и живет и которому служит, принято уважать старых людей,
инвалидов войны в особенности. Но общение с отцом, глубоко презиравшим все,
что осталось после войны неубитым, несожженным, неразрушенным, повлияло и на
понятия Эдика о ценностях жизни. Нет, он не принял морали отца, не разделял
его враждебность к окружающему миру, но и не благоговел перед тем, что
общество учило уважать и почитать: он стоял как бы в стороне, словно все
было чужим и чуждым. Для него Рената и ее окружение - самая современная и
самая передовая молодежь, он исповедовал ее мораль; ему странно было
встретить молодую женщину, которую покоробили и обидели даже самые малые его
откровения. Эдик решил немного сдержать пошловатость, но в то же время никак
не мог поверить, что Людмила Криницкая столь чистая и не развращенная
женщина. И самое благоразумное - относиться к ней поосторожнее и сдержаннее,
если хочешь завоевать ее внимание и возбудить в ней интерес к своей персоне.
Минуло около получаса, когда санитарка попросила его идти следом за
нею: она проведет его в четырнадцатую палату.
- Будьте осторожны, не раздражайте больного: он еще не совсем пришел в
себя после длительного забытья. И постарайтесь побыстрее, - говорила на ходу
пожилая женщина, поглядывая снизу вверх в лицо Придатько.