"Иван Терентьевич Стариков. Освященный храм ("Судьба офицера" #3) " - читать интересную книгу автора

утро сорок третьего года. И до сих пор он любит ту убитую девушку, и
Настасья не ревнует его, прощает, понимает его горе и его душевное
одиночество. Но человек он очень принципиальный и верит, что тот, кто был
под немцем или в плену, виноват в его горькой судьбе.
Пока Роман рассказывал, Латов, стоя на пути Гаврилы Чибиса, не давал
ему возможности пройти и выкрикивал ругательства, оскорблял как мог, словно
получал удовольствие от того, что вот так безнаказанно может унизить,
обидеть человека. Оленич хоть и не мог спокойно сидеть и наблюдать со
стороны такое, но понимал, что, вмешайся, сделает еще хуже - доведет дело до
драки.
- Чего буйствуешь, Борис? - спокойно увещевал разъяренного матроса
Чибис. - Мало выпил? Могу поставить стаканчик. Ларек работает...
- Захлебнись ты своим вином! - Латов выпучил глаза и грозно надвигался
на тщедушного Гаврилу. - Чтобы я выпил из твоих рук?!
- Глупец ты, Борис! Не можешь уже по-человечески разговаривать.
- Я - глупец? А ты, значит, мудрец? Да? Я глупец, что по скалам лез под
снаряды гитлеровцев, а ты, умник, в это время вылеживался в немецких
перинах!
- А что, Гаврила Федосович действительно был в плену? В Германии?
- Да, был. Но об этой истории никто ничего не знает. Известно, что был
ранен, угнан в Германию на работу, проверен, ему установлена инвалидность
второй группы.
- Послушай, а давай выручим Гаврилу Федосовича?
- Как?
- Садись на мотоцикл, подъезжай и забери его, скажи, что председатель
вызывает.
Роман кинулся к мотоциклу, мгновенно завел его, подкатил почти вплотную
к Гавриле Федосовичу:
- Дядя Гаврила! Вас председатель кличет. Садитесь, подвезу.
Чибис тоже, видно, сразу понял, что к чему, сел сзади Романа. Мотоцикл
рванулся с места, обдав Латова дымом, и помчался по улице, но не в сторону
конторы колхоза, а к дому Чибиса. Латов понял, что его ловко провели, воздел
кверху культи рук, грозно помахал ими, а потом, опустив их, громко
захохотал.


5

Феноген Крыж несколько раз собирался поехать в Тепломорск, пробраться
на Лихие острова и забрать спрятанные под камнями награбленные сокровища. Но
не имея никаких сведений ни о Дремлюге, ни об Олениче, он всякий раз,
объятый страхом перед возможностью разоблачения и расплаты, откладывал
поездку до более благоприятного момента. Ждал, что вот-вот все сложится к
лучшему и тогда он совершит молниеносный налет. И в то же время ясно
осознавал: надо самому создать благоприятные обстоятельства. Главное, убрать
Дремлюгу с его фотоматериалами, которые грознее всех обвинений на свете. Все
свидетели могут лгать, а фотодокумент - нет.
Лучшим помощником в этом деле мог бы стать Эдуард. Ему ничего не стоит
зайти к бывшему фотографу и поинтересоваться, нет ли чего о стахановцах, об
ударниках довоенного времени. Журнал мог интересоваться такими документами,