"Александр Стеклянников. "Баг" (логическое продолжение повести "Предназначение")" - читать интересную книгу автора

бы вот этот могильный пряник, с жженого распад, где вывел смерть на
середину, в небо... О, ч-ч-черт! Что за бред!
Я шарахнулся в сторону, отбросив к стене незнакомый враждебный предмет,
звонко звякнувший о кафельный пол, подпрыгнул и... узнал свой станок,
которым я брился миллиард лет назад в одном из миров распада. Тихо сполз
по стене, обессиленный страхом. Дремучий лес ассоциаций. Цветок, манок,
станок. Отвратительный вид его никелированной ручки и хищно выглядывающих
из пазов лезвий приводил в содрогание. Спокойно, солдат! Возьми себя в
руки! Встать! Утри сопли! Ну же, Эд! Встряхнись! Эх, если бы знать, "куда"
и в "когда" возвращаться. А, впрочем, нужно ли? Какое мне дело до того,
что я уже пережил. Главная проблема - избежать рассеяния. Там, на Земле,
было легче. Там лишь одна бесконечность - космоса. И некоторых она даже
влекла; наивные... Я отдал себя воспоминаниям, приятно расслабился на полу
ванной комнаты. Вспомнил ее...
-Как, ты не любишь смотреть на звезды? Но глянь, Эд, ведь там
бескрайность. Это так... так захватывающе! - говорила она полушепотом,
прижимаясь ко мне теплыми бедрами, щекоча мне лоб травинкой (июльские ночи
в лугах были удивительны своей щемящей неповторимостью), глядела изумленно
в мои бесцветные зрачки и снова переводила взгляд в пучину неба. - Ты не
хочешь туда?
- Нет, видишь ли, я совсем не горю желанием совершать бесцельные
поступки, влекущие за собой... ой, перестань! - и я смеялся, шутливо
отбиваясь от ее воинственных ласк и предпринимая более-менее удачные
контратаки. Потом она, устав от возни и смеха, садилась в высокой, по
колено, траве, задумчиво глядя на меня склонив голову и подперев кулаком
щеку, и счастье тревожно пульсировало в ней розовыми прожилками, и было
это ненадолго, как и все, что они делали на своем участке звездных
просторов. А мне оставалось томительное ожидание конца... лишь одного из
путешествий... маленького муравья на берегу ручья.
- Сэм говорит, что ты скучный и ограниченный, слабый и т.д., и Камю
подтверждает, что ни разу не встречал настолько полно воплотившего в себе
столько недостатков человека... А я им не верю. Хотя сама порой удивляюсь
пустоте твоего взгляда и безликости твоих действий. О, ты знаешь, я
постоянно в разладе с собой. Иногда просто мысль: Лада, что ты с ним
нянчишься!.. А все-таки ты загадочный... Мне кажется, что такими были
североморские бродяги... Или... - и она надолго замолкала. Она не могла
вместить того, что была уже умершей. Долговременное лакомство смерти. Я
же, словно грибник, видящий, но не обладающий властью действия, мог лишь
созерцать этот образчик распада, такой совершенный и такой ненужный. Я, в
избытке имеющий то, что было верхом ее мечтаний, тяготящийся тем и
боящийся того, за обладание чем она не задумываясь отдала бы жизнь. За
секунду созерцания чего она расплачивалась бы годами беспробудной тоски,
неизбывной печали - верного стража памяти... Что вело нас сквозь победы
пылкие и убогие, на совершение подвигов куцых и бесчестных, в тесное
колесо оркестровых буден дневного освещения? И властвующие над вечностью
перерывы на обед. Уж лучше играть свою роль. И я ничего не говорил ей о
ней, и она знала лишь то, что надлежало знать развитой девятнадцатилетней
девушке. Да и что я мог сказать. Я слишком хорошо играл свою роль,
настолько хорошо, что стал тем, кого играл.
И вдруг она произнесла ключевые слова.., я не знаю, возможно