"Александр Стеклянников. Чья-то жизнь... ("Предназначение" #3)" - читать интересную книгу автора

* * *

На звуки, что рождаются в тиши
Лесной глуши, на шорохи ночные,
Мой путник, отзываться не спеши,
Во тьме пересчитав свои гроши.
Он не хотел открывать глаза, поднимать голову, оглядываться по
сторонам, снова впитывая осознание себя, как части пространства. Он плыл в
коричневом киселе "ничто", уткнувшись лицом в траву. Лежал ни о чем не
думая, ничего не чувствуя, кроме тепла земли, становящегося теплом его
тела.., или, наоборот, тепла его тела, уходящего в тело земли. Кого
"уходящего"? Тела или тепла? Это очень важно. Троица его мира состояла из
него, из леса и из таинственного связующего звена. Оно было единым во всех и
непостижимым. В нем, этом звене, все находило свое завершение, в детском
смехе необъяснимого вдохновения чем-то непонятным и невероятно обильным
теряя скупые крохи высокомерного знания, ненужного и убогого. Потому что все
обладало жизнью. И ни в чем это вдохновляющее начало не задерживалось
больше, чем на одну секунду, необходимую на то, чтобы взорвать изнутри
прогнивший мир спрятанных от самих себя истин.
"Пусть кто-нибудь потрясет меня за плечо; скажет что-нибудь банальное;
позовет пить чай; пнет, осыпав грубой руганью." - "Ой-ей-ей! Какой быстрый.
Сначала перейди рубеж славы, верни себе гордость своей родиной, любовь к
стареющим родителям, чувство патриотизма, напиши антимилитаристский роман,
заклейми насилие, похоть, трусость, ду-ду-ду... Короче, впитай весь спектр
лжи..." - "Опять ты? Где мы?" - "Хм... До встречи. Ты сам выбрал это место,
я тебя сюда не звал... И не надоело валяться!"
- Вставай! Ну чё, оглох, что ли!
Кто-то потряс его за плечо. Он приподнял голову, откинул волосы со лба:
- Вы мне? - он обнаружил, что ничего не видит, мир его был объят тьмой.
- Ну-ну! Пришли вручить пригласительный на вечеринку!
- С чаем?
- Чего-о!..
Брань, тычки, насмешки, полный набор всевозможных проявлений
Вездесущего.
Я наблюдаю смерть Платона -
Не беда.
Я покидаю город стона
Навсегда.
В плену языческих амбиций, -
Гордый дух, -
Я бьюсь серебряною птицей
В лапах шлюх.
Глупец, - одна из них не даст мне опуститься
На дно колодца зла серебряною птицей.
Мир он ощущал лишь как неровности почвы под ногами, шум ветра в
лабиринтах построек и волны запахов, незнакомых все до одиного; а также...
как живые строки речи, записанной символами в его... не голове, нет, но в
сердце. Ужель он стал поэтом? Или был им всегда? Чужой мир? Да нет же!
Потому что все это с ним уже было. Много лет назад его протащили по пыльным
улочкам (мягкую теплую пыль он хорошо запомнил, так что даже спустя годы мог