"Стендаль "Жизнь Наполеона"." - читать интересную книгу автора

Тогда министры начали открыто стремиться стать тем, чем они были
при Людовике XIV. Возражать против проекта декрета, внесенного
кем-либо из министров, теперь значило совершить глупость и тем
самым поставить себя в смешное положение. Еще несколько лет - и
высказать в докладе, представленном в секции, мнение,
расходящееся с мнением министра, было бы сочтено за дерзкую
выходку. Всякая прямота в выражении мыслей возбранялась.
Император призвал в Государственный совет нескольких лиц, не
только не воспитавшихся на идеях революции, по и усвоивших в
своих префектурах привычку к безграничной угодливости и слепому
преклонению перед министрами[3]. Высшей заслугой префекта считалось
умение вести себя наподобие военачальника, действующего в
завоеванной области. Граф Реньо де Сен-Жан-д'Анжели, самый
бессовестный человек в мире, постепенно приобретал в
Государственном совете тираническую власть. Отсутствие порядочных
людей становилось ощутительным; дело было не в продажности
(сомнительной была честность одного лишь Реньо), но не стало тех
порядочных, хотя и грубоватых людей, которым ничто не может
помешать говорить правду, даже если она неприятна министрам.
Братья Каффарелли были людьми именно такого склада. Но эта
прекрасная черта с каждым днем все больше высмеивалась,
становилась все более "средневековой". Одни лишь графы Дефермон и
Андреосси со свойственным им задором осмеливались не преклоняться
перед проектами, исходившими от министров. Так как министры по
своему тщеславию неуклонно проводили проекты, выработанные в их
канцеляриях, то место членов Государственного совета мало-помалу
заступили чиновники, и проекты декретов обсуждались одним только
императором в тот момент, когда нужно было их подписывать.
Ко времени падения империи Государственный совет, создавший
гражданский кодекс и французскую администрацию, утратил почти
всякое значение, и те, кто умел разгадывать замыслы министров,
говорили, что его надо упразднить.
В последние годы своего царствования император часто созывал
заседания кабинета министров; к участию в них он привлекал
кое-кого из сенаторов и членов Государственного совета. Там
обсуждались дела, в которые нельзя было посвятить полсотни людей.
Это и был подлинный Государственный совет. Заседания эти имели бы
огромное значение, если бы можно было вдохнуть в них дух
независимости но отношению хотя бы к влиятельным министрам, ибо о
независимости по отношению к монарху говорить не приходится. Но
кто посмел бы сказать в присутствии графа Монталиве, что
управление внутренними делами непрерывно ухудшается? Что каждый
день знаменует утрату того или иного благодеяния революции?
Упразднив светский разговор, Наполеон иной раз, в особенности
ночью, все же чувствовал потребность в общении с людьми. Он искал
пищи для своего ума. Во время беседы у него являлись мысли, к
которым он не пришел бы, размышляя в одиночестве. Удовлетворяя
эту склонность, он в то же время испытывал того, с кем говорил;
или, вернее сказать, на другой день политик припоминал то, что
накануне слышал мыслитель. Так, однажды в два часа ночи он