"Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский. Домик на Волге (Повестть про народовольцев) [И]" - читать интересную книгу автора

В отдельном купе первого класса в одном из передних вагонов сидело трое
пассажиров. Двое было военных - в них по синим мундирам с белым прибором
легко можно было узнать жандармов. Третий был штатский - молодой человек,
насколько можно было судить по тонкой, стройной фигуре, русой курчавой
бородке и усам, видневшимся из-под надвинутой на лицо шляпы.
Один из жандармов спал, растянувшись на скамей ке. Другой,
неестественно выпрямившись, сидел в углуи делал отчаянные усилия, чтобы
преодолеть сон. Однако от времени до времени он клевал носом, и тогда он
энергично встряхивался и строго посматривал на молодого человека. Это,
очевидно, был конвоируемый ими политический арестант.
Прислонившись к углу и вытянув наискось ноги, тот, по-видимому, крепко
спал. Грудь его поднималась медленно и равномерно, и тихое сонное дыхание
слышно было в промежутках между лязгом поезда.
Но если бы кто-нибудь неожиданно заглянул под широкие поля его
войлочной шляпы, то увидел бы пару серых глаз, исполненных такого жгучего,
напряженного внимания, которые ясно показывали, что молодому человеку было
не до сна. В голове его созрел план побега, - дерзкий, отчаянный план, - и
теперь его участь зависела от того, заснет или нет этот неуклюжий
краснорожий жандарм. Из-под надвинутой на брови шляпы он не переставал ни
на минуту следить за ним.
Жандарм покачивался, как длинный маятник перед тем, как остановиться.
Потом он вдруг чуть не клюнул своего товарища в голову, разом упавши
вперед, и встрепенулся, посмотрев внимательно на арестанта.
Тот все лежал в той же позе. Тогда жандарм успо- , коился и, выпучив
глаза, смотрел в стену, стараясь не моргнуть.
Прошло несколько минут. Поезд быстро несся вперед. Мерно, точно в такт,
гремела машина. Жидко, как-то жалостно дребезжали окна. Мелкие непрерывные
толчки, передававшиеся через мягкие пружинные подушки, действовали как
непреодолимое усыпительное средство на тяжелый, не привыкший ни к какой
работе мозг. Все чаще и чаще приходилось жандарму встряхиваться, и
замиравший от волнения арестант считал минуты, когда его страж
окончательно свалится и захрапит.
Но вдруг тот оживился: ему вспомнилось, что лучшее средство разогнать
сон - трубка. Он вынул кисет, основательно набил коротенькую деревянную
носогрейку и, расположившись поудобнее в углу, взял трубку в зубы и
чиркнул спичкой. Арестант закрыл с отчаяния глаза.
"Проклятый!" - простонал он про себя: разрушалась последняя его надежда.
Но в эту самую минуту что-то упало на пол. Он бросил быстро взгляд по
направлению звука и увидел под противоположной скамейкой трубку, выпавшую
из рук жандарма. Тот спал крепким сном с тем самым блаженным выражением
лица, которое принял, умащиваясь, чтобы покурить поудобнее.
Радость, почти столь же болезненная, как прежнее отчаяние, охватила
душу молодого арестанта. Как будто свобода уже открылась перед ним. Как
будто между ним и ею не стояло страшного препятствия, которое только при
отчаянной смелости и слепом счастье можно было надеяться преодолеть.
Переждав несколько минут, он осторожно встал, поправил шляпу и сделал
два шага по узкому проходу.
При свете фонаря теперь можно было, рассмотреть его подробнее. На вид
ему можно было дать года двадцать четыре, двадцать пять. Он был выше
среднего роста и очень пропорционального, хотя не сильного сложения.