"Ирина Степановская. Экзотические птицы " - читать интересную книгу автора

себя и свою свободу с какой-либо женщиной, которую нужно было бы постоянно
опекать, в чем-нибудь уговаривать, терпеть капризы и смены настроения,
подверженные физиологическим колебаниям. Но, встретив однажды Аллу, Владик
понял, что она из тех счастливых жертвенных натур, для которых заботы о
муже, о быте, об уюте не только не тягостны, но даже необходимы, поскольку
соответствуют их представлению о женском счастье.
"Редкая девушка, такую нельзя упускать", - подумал он и женился. И,
женившись, не ошибся в Алле. Она была симпатичная невысокая блондинка с
серыми глазами и мягкими чертами лица. Блестящие, длинные, гладкие волосы
она расчесывала на прямой пробор и закалывала на затылке пучком. Летом же
она пучок распускала, и тогда волосы развевались на ветру, напоминая о
близком отпуске, о морском просторе, о легком освежающем бризе, о
натюрморте, висевшем у них в уютной маленькой кухоньке: на розовой клетчатой
скатерти стоит корзинка со светлой крупной черешней.
Он мог доверить Алле свои честолюбивые замыслы о том, что когда-нибудь
он станет знаменитым специалистом и будет богат, и они поселятся в большой
квартире, а может быть, в загородном доме, и что она сможет не ходить в свою
бухгалтерию маленькой фирмы, где пока честно проводила время с девяти до
пяти, и что тогда она сможет выращивать цветы в саду и заниматься детьми.
Детьми! Вот в чем была заноза! Тот самый пунктик, по которому они никак
не могли прийти к общему соглашению. Алла готова была рожать хоть сейчас,
хоть сию минуту, хоть каждый год. Беременела она необыкновенно легко. У
Дорна даже иногда складывалось впечатление, что она специально не пила
таблетки, хотя брала их из упаковки и говорила, что регулярно употребляет. И
каждая беременность сопровождалась у нее токсикозом. Тошнотой, рвотой по
утрам и в течение дня, а самое главное - каждый раз Дорн уговаривал ее
сделать очередной аборт, так как, по его словам, иметь детей им было пока не
время.
- Да мне уже двадцать восемь лет! - восклицала тогда Алла. - Самое
время! - И начиналось ужасное. В такие дни она плакала, проклинала его,
говорила, что хочет родить ребенка "для себя", а он, если не хочет нянчиться
с "соплями", как он выражался, пусть ее бросает... Алла взвинчивала себя до
экстаза, до истерики, до судорог в ногах. Но он был неумолим.
- Мы не можем позволить себе ребенка. Пока! Пойми! - говорил он. - Но
потом он у нас будет! Обязательно будет!
Истерика у Аллы превращалась в неукротимую рвоту.
- Вот видишь, до чего ты себя довела! - ласково говорил ей тогда Дорн,
сажал в машину и вез к знакомому доктору, который вводил Алле в вену
снотворное, и через двадцать минут они с Дорном уже перекладывали ее,
размягченно-сонную, на кушетку в палате, а через два часа он вез ее домой.
Рвоты больше не было, не было и беременности, и снова начинались таблетки. В
течение полугода Алла замолкала и не заговаривала о ребенке. Это были самые
прекрасные для Дорна месяцы. Потом все начиналось сначала. Вот и сегодня с
утра из ванной раздались какие-то подозрительные звуки, а потом в кухне
появилась Алла и кривящимися бесформенными губами заявила, что на этот раз
она точно будет рожать.
- Не волнуйся! Иди на работу! Вечером мы все обсудим! - проговорил,
чуть не подавившись яичницей, Дорн и в ответ услышал железобетонное:
- Обсуждать тут нечего! Я все решила! Если ты не хочешь, я буду рожать
для себя!