"Мартин Стивен. Могила галеонов ("Генри Грэшем" #3) " - читать интересную книгу автора

левое веко над черным глазом всегда оставалось полузакрытым. Дюжий детина,
он всегда любил идти напролом, не считаясь с препятствиями. - До чего же ты
страшен, сукин сын! - добродушно сказал Грэшем, обрадовавшийся приходу
своего единственного друга (если не считать слуги). Входя в библиотеку,
Джордж тут же свалил маленький столик с возвышающимся на нем кувшином с
водой.
- Ах, черт побери! Мне, право, очень жаль! - начал извиняться Джордж.
Он часто ронял разные вещи, но так и не привык к такому своему свойству,
крайне неприятному ему самому. Он всегда что-то крушил, и всегда его мучили
угрызения совести из-за этого. Но вот его странное лицо озарилось улыбкой. -
Ты ошибся, господин из Грэнвилл-колледжа, по крайней мере, в одном
отношении. Я страшен, а ты - сукин сын.
Друзья обнялись. Грэшем редко бывал в таком хорошем расположении духа,
как сейчас, когда снова видел старого друга. Только два человека могли так
фамильярно обращаться с Грэшемом, и только одному человеку, кроме него
самого, позволялось безнаказанно говорить с Джорджем о его уродстве.
- Не обращай внимания на слугу, - сказал Грэшем. - Он опять слишком
много себе позволяет.
Джордж разжал свои медвежьи объятия и выпустил Грэшема. Повернувшись к
Маниону, он сказал, обращаясь к нему:
- Ты опять говоришь его милости правду? Я же тебя предупреждал! Я ведь
знаю его дольше твоего. Надо ему льстить. Люди богатые не воспринимают
правду. Особенно люди молодые, у которых ум не в голове, а в чреслах.
Он протянул Маниону свою лапу как равному, и тот пожал ее. Джордж
нравился слуге, не обращавшему внимания на его внешность. Манион судил о
людях по их сердцу, а сердце у Джорджа было большим и справедливым.
- Нынче вечером лести и так будет довольно, - заметил Грэшем, открывая
бутылку доброго испанского вина, принесенного слугой из погреба. Если и было
что-то странное в том, что два джентльмена и слуга вместе сидели за
бутылкой, то никто из троих уж точно не замечал подобных вещей.
- Все верно, - сказал Джордж. - Королеве будут говорить, будто танцует
она несравненно, выше всяких похвал, и что она вообще идеал красоты. В ее
честь тут же напишут несколько сонетов, хотя она - старуха, бледная, как
беленая стенка.
- Ты ведь сообщишь об этом сегодня ее величеству, не так ли? -
осведомился Грэшем невинным тоном. - Интересно, что тогда случится с твоей
головой?
- Моя голова крепче держится на плечах, чем твоя, Генри, - ответил
Джордж. В его тоне появилась неожиданная резкость, удивившая его друга. -
Говорю тебе, ты играешь с огнем! Кому-кому, а тебе сегодня лести не
дождаться. Ты столкнешься только с завистью, если не с ненавистью. Ты все
еще намерен оставаться одним из людей Уолсингема? Сейчас наступили опасные
времена.
Уолсингем являлся главным шпионом Елизаветы. Человек пожилой и
подорвавший свое здоровье, он долгое время финансировал из собственного
кармана обширнейшую и достаточно вредоносную сеть информаторов в Европе.
Уолсингем завербовал Грэшема, когда тот еще был бедным
студентом-первокурсником. Когда же благодаря неожиданному наследству Грэшем
вдруг сделался сказочно богат, то остался на службе у Уолсингема: Генри не
мог обходиться без чувства риска и игры с опасностью, ставшими для него