"Илья Стогоff. Революция сейчас!" - читать интересную книгу автора

секса. Ночью сказал, что пойду позвоню жене.
Выхожу - стоит на остановке какой-то кекс в кепочке, слушает в
магнитофоне панк-рок на латышском языке. Я ему предложил расклеивать
листовки, а он говорит: "Пошли!" Отмороженный... За полночи мы обклеили все
основные места Риги и даже Дом правительства.
Следующим этапом было расклеивание листовок в рабочих районах
Ленинграда. Вдвоем с одним товарищем мы, сразу как спустились в метро,
засунули одну листовку под стекло, к схеме станций. Интересное дело: народ
сегодня и народ десять лет назад. Представь: через несколько вагонов от нас
ехал какой-то работяга. Так он не поленился, перешел в наш вагон, прочел
листовку и позвонил в милицию. Ну, а те связались с КГБ.
Мы вылезли из метро и шли по Седьмой линии Васильевского острова к
Большому проспекту. На каждый дом клеили листовку. Я смотрю: за нами идут.
А на Большом уже стоит черная "Волга". Смешно: один из "Волги" выскочил и
орет: "Стой! Стрелять буду!" Мой товарищ ему в ответ: "Стреляй из хуя!
Сука!" В того, что был ближе, я кинул бутылкой с клеем.
Мы бежали проходными дворами, и мы бы ушли - мы здорово оторвались. Но
я умудрился заблудиться во дворах. Хоп! Тупик! Один к нам выходит и
спрашивает: "Что? Сопротивляться будем?" Я еще подумал: цепью его, что ли,
долбануть?.. Их было трое. Обычные парни. Если бы мы подрались, еще
неизвестно, чья бы взяла. Но мы сдались.
Нас посадили в "Волгу". Тот, который нас задержал, всю дорогу орал:
"Сейчас приедем в отделение, я тебе покажу, как против Родины бороться!"
Стриженый такой, в очечках. Сейчас, наверное, где-нибудь в бизнесе.
Товарища посадили в камеру к проститутке, которая всю ночь показывала
капитану ноги, а меня - к каким-то заблеванным бомжам.
Под утро к моей камере подошел такой красавчик-мент и говорит: "Вы
анархисты? Бляди! Почему вы, анархисты, были против... (Я еще подумал:
против чего же анархисты?) ...против электрификации всей страны?!" Честное
слово! Пока я сидел, очень мне хотелось этого мудака поймать где-нибудь,
когда он будет без формы. Но, конечно, не поймал.
После такого стресса я здорово разболелся. У меня был жуткий приступ
аллергии, я даже у народных знахарей лечился. По тем временам все было
действительно серьезно: лет пять строгого режима.
Какое-то время меня не трогали. А незадолго до тбилисских событий 1990
года вышел Указ об ужесточении ответственности за оскорбление власти.
Первым на допрос дернули моего товарища. Увезли на машине прямо с работы.
Он мне звонит и орет: "Дима! Им все известно! Надо сдаваться!"
На следующий день в институте я поговорил с деканом. Она оказалась
ничего: сказала, что, когда я отсижу, она похлопочет, чтобы меня
восстановили на факультете. Еще через день я прихожу в институт, а меня уже
ждут люди.
Как хочешь маскируйся - ясно, что люди из КГБ. Вышел я из кабинета
только через двенадцать часов. Со мной разговаривали полковник, майор и два
капитана. То есть к делу они отнеслись ОЧЕНЬ серьезно. Сперва я думал
косить под такого дурачка: вот, мол, начитался всякого... Потом гляжу:
докоситься можно до сумасшедшего дома.
Они все говорили, как же так, ведь у вас жена беременная! А потом
спрашивают: правда, что летом вы собирались ехать в Тулу покупать оружие?
Стоп! - думаю. - Это-то откуда? Об этом я говорил только с Павлом. Но