"Брэм Стокер. Крысы-могильщики (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

покрыт морщинами и, казалось, еще больше согбен годами, чем старуха.
- Это Пьер, - сказала она. - Если мсье угодно, он может послушать еще
много удивительных историй, так как Пьер был свидетелем всего, начиная со
взятия Бастилии и заканчивая Ватерлоо.
По моей просьбе старик взял другой табурет и мы углубились в перипетии
революционной Франции начала века. Пожилой джентльмен был одет, словно
пугало на огороде, и мало чем отличался от ветеранов, которых я видел в
шкафу. Я сидел в середине единственной комнатки этой хибары. Хозяйка была от
меня слева, а хозяин справа. Помещение, не имеющее фасадной стены, было
завалено всевозможной рухлядью и тряпьем. Некоторые вещи неприятно поразили
меня, и я искренне желал бы, чтобы их здесь не было. В одном из углов лежала
куча тряпья, которая, казалось, шевелилась из-за переполнявших ее блох и
клопов. В другом углу высилась горка костей, от которой шел нестерпимо
гадкий запах. То и дело бросая взгляды на эти "достопримечательности", я с
отвращением замечал огоньки крысиных глаз. Серые твари кишели во всех темных
углах.
Все это было неприятно, отвратительно, но и только. А вот к стене, что
была справа от меня, был прислонен огромный мясницкий топор с железной
ручкой и следами крови на лезвии. Его вид заставил меня вздрогнуть и
насторожиться. Я сказал себе, что все эти вещи не имеют ко мне ни малейшего
отношения и я не должен обращать на них внимания. Кажется, вскоре мне это
удалось, так как рассказы обоих стариков были настолько увлекательными, что
я все никак не мог попрощаться с ними и двинуться в обратный путь.
Наступил вечер, и горы мусора и отходов стали отбрасывать повсюду
огромные и зловещие тени.
Неожиданно для себя я обнаружил, что мне что-то не по себе. Не могу
сказать, чем это было вызвано конкретно, но чувство тревоги и
неудовлетворенности с каждой минутой становилось все ощутимей.
Неудовлетворенность - это инстинкт и, как всякий инстинкт, означает
предупреждение. Психика - часовой ума, и когда она встревожена, ум начинает
лихорадочно действовать. Хотя и не всегда осознанно.
Так было и со мной. Я вспомнил, где нахожусь и кем окружен. Я задумался
над тем, как вести себя, если вдруг будет предпринята попытка нападения. Я
вдруг ясно осознал - хотя для этого были весьма смутные основания, - что я в
опасности. Осторожный внутренний голос подсказывал: "Не делай резких
движений и не показывай ни о чем вида". Я не делал резких движений и
старался не показывать ни о чем вида, так как знал, что старики не спускают
с меня хитрых глаз. "И только ли старики?" - подумалось мне. Господи, какая
страшная мысль! Откуда мне знать, что за этими тремя стенами не прячутся
десятки негодяев?! Может быть, я нахожусь в самом логове банды таких
головорезов, каких могла произвести на свет и взрастить только революция?!
Вместе с чувством опасности резко обострилась работа мозга. Я стал
гораздо более чувствителен и наблюдателен, чем обычно. В частности, я
отметил про себя, что старуха не отрывает глаз от моих рук. Мне даже не
потребовалось самому опустить на них взгляд, ясно и без того - мои кольца.
На мизинце левой руки у меня была большая печатка, на правой руке - красивый
алмаз.
Я понял, что самое разумное сейчас - если подозрения мои имеют под
собой реальную почву - отвести возможную угрозу, самому сделать первый ход и
тем разрядить обстановку. Я завел разговор о профессии старьевщика, о