"Андрей Столяров. Наступает мезозой" - читать интересную книгу автора

религиозное воспитание...

- Боитесь геенны?

- Не то чтоб буквально, но время от времени какой-то озноб
прохватывает. Думаешь иногда, а может быть, ладно, бог с ней, с наукой.

- Значит, это сделает кто-то другой, - сказал он.

- Здесь я вас понимаю... - Грегори неторопливо кивнул.

И вдруг обернулся к аквариуму, где коацерваты продолжали свой странный
танец.

У него даже брови закостенели.

- Пойдемте отсюда, Николас. Мне почему-то кажется, что оно на меня
смотрит...

И тем не менее, это опять был тупик. Как когда-то с белковыми нитями,
которые возникали из "океана". Танец сонных коацерватов длился уже целых
пять месяцев, и за все это время никаких изменений в аквариуме не
происходило. Студенистые комочки все также циркулировали от дна к
поверхности: прилипали, немного вздувались, глотали искусственную сернистую
атмосферу, снова погружались, чиркали по "крахмалу", подпрыгивали, - и весь
цикл повторялся вновь с точностью до секунды. Никаких дальнейших тенденций к
развитию они не выказывали, размеры оставались такими же, и точно такими же
оставались их рыхло-шарообразные очертания. Внутренние структуры, на что он
в тайне надеялся, не образовывались. И даже количество их сохранялось
по-прежнему неизменным. Девятнадцать полупрозрачных комочков кружились в
зеленоватой воде. Развитие прекратилось. Жизнь, по-видимому, исчерпала
первоначальный эволюционный потенциал. В среде установилось некое
равновесие, "ледниковый период", межвременное биологическое оцепенение.

Правда, он, кажется, уже начинал понимать, в чем тут дело. Жизнь - это
не просто мерцание, разгорающееся в темном пустом пространстве. Жизнь - это
взрыв, катаклизм, рождающий из пустоты странное нечто. Ни с того ни с сего
она, по-видимому, не возникает. После "Бажены" необходим был, скорее всего,
некий новый толчок. Однако какой - радиация, магнитный удар, резкая смена
температуры? Выбор средств был слишком велик, чтобы остановиться на чем-то
конкретном. Он боялся каким-нибудь неосторожным воздействием загубить
уникальный эксперимент. Один к ста миллиардам; такой удачи у него больше не
будет. Слишком свежа ещё была память о мертвенной, дряблой, зловещей,
внезапной коричневатости - той, которая появилась, когда он попытался
извлечь одиночный коацерват. Нет уж, пусть лучше все остается по-прежнему.
Ничего не менять, не подстегивать жизнь искусственными раздражителями. У
него нет права даже на одну-единственную ошибку. И вместе с тем он
чувствовал, что ему катастрофически не хватает времени. Если пересчитывать
на естественную эволюцию, то пять месяцев это не просто длинный, а
невероятно длинный для развития срок. Соответствует он, вероятно, целому