"Ирвинг Стоун. Греческое сокровище" - читать интересную книгу автора

темным улицам тележку с высоким медным самоваром, в котором булькал горячий
травяной чай. Софья достала монетку, торговец снял чашку с крючка
(самоварная грудь была утыкана десятком таких крючков) и наполнил ее до
краев. Она вдохнула аромат полевых трав и порадовала горло глотком крепкого
настоя.
На Панепистиму она не задерживаясь миновала мраморные колонны и крытую
аркаду Арсакейона - признательного дара разбогатевшего на чужбине грека.
Перешла широкую улицу и вблизи полюбовалась на Афинский университет и
Национальную библиотеку, выстроенные в древнегреческом стиле из
пентелийского мрамора, с огромными колоннами перед фасадом.
Выступили утренние звезды, и она рискнула свернуть в боковую улочку, в
жилой квартал. Здесь улицы освещались масляными лампами, свисавшими с
консоли угловых домов, и фонарщики уже прикручивали фитили. Она не прошла и
двух кварталов, когда услышала голоса разносчиков. "Эти и мертвого
разбудят", - подумала она, усмехнувшись.
Но то была не какофония звуков: каждый разносчик вылудил себе горло,
непохожее на другое, у каждого был свой крик, по которому его узнавали и
гречанки, и турчанки, и итальянки. С первыми лучами солнца шли козопасы,
выкрикивая: "Молоко! Молоко!" Хозяйки выходили к ним с кринками, придирчиво
выбирали козу. В большой жестянке пастух держал кислое козье молоко. Софья
взяла немного на пробу; пастух бросил сверху щепотку сахарной пудры. Вкус
был такой острый, что у нее свело скулы. "Какое кусачее", - пробормотала
она.
На востоке солнце начало свое восхождение. Розовеющее небо наполняло
душу восторгом. По склону с редко торчащими деревьями она выбралась на
вершину холма. Внизу лежали Афины, сверху был один Акрополь. Словно
мельчайшая белая пудра, с небес сеялся таинственный свет: казалось, это Зевс
окропляет небесный свод божественным эликсиром, благословляя город. И как
откровение явилась мысль: "Греция - это возлюбленное чадо Бога и Земли".
В Греции свет не внешняя сила, действие которой можно наблюдать. Свет
входит в поры тела, в мозг и становится горячей, живой силой телесной
цитадели; это внутренний свет, в каждом он разный, и он-то делает жизнь
доброй и осмысленной. Греческое солнце не обливает человека теплом: оно
пронизывает его, где только может, горит в груди, словно второе сердце, и
гонит по венам сильный животворный ток. На островах, в материковой Греции, в
Эгейском море - везде они, греческий свет и греческое солнце, и это такое же
достояние, как Парфенон, ничего подобного нет нигде на земле. Египтяне
поклонялись Солнцу, греки же носили его в себе.
С корзиной на голове вышагивал пекарь, нес горячие булочки, за ним
спешил пастух с кувшином: и не хочешь, а возьмешь к булочке свежего масла!
Проголодавшаяся Софья проглотила ее одним духом. "Разве в Париже, - думала
она, - мыслимо встретить такого вот пастуха-в тесных гетрах, пестрой рубахе
почти до колен и яркой косынке вокруг головы, завязанной на затылке узлом?"
Но долго поражаться не было времени: навстречу тянулась вереница
согнувшихся под тяжестью, охрипших от крика зеленщиц. С длинными связками
через плечо шли продавцы чеснока. Софья с детства верила в то, что "чеснок
уберегает от сглазу". Улицы уже завели типичную афинскую песнь: скрип
огромных вьючных корзин, водруженных на хрупких осликов; сами ослики ничего
вокруг не видели, но что они везли, было видно всем: груды овощей и фруктов,
свежих, только что с грядки, - помидоры, огурцы, картофель. Хозяйки с порога