"Ирвинг Стоун. Греческое сокровище" - читать интересную книгу автора

просить не буду.
- А что сделал отец с теми шестьюдесятью долларами, что я дал?
- Заплатил священникам, торговцам, чтобы не потерять кредит.
Его рот принял жесткое выражение.
- Ты моя жена, милая Софья, и можешь просить у меня что угодно... Но
только для себя. Мне крайне неприятно Думать, что твоя семья намерена
эксплуатировать меня за моей спиной и без моего согласия. А твой отец потому
так и размахнулся, что знал: в день нашей свадьбы я тебе ни в чем не откажу.
Она вскинула голову и прямо взглянула ему в лицо.
- Нет, я этого не думаю. Они не такие. Гордые-да. Любят сделать широкий
жест. Но они порядочные люди. Просто завтрашние неприятности они отложили на
завтра.
Генри скривил рот, достал бумажник, отсчитал тысячу шестьсот драхм и
передал Софье. Она потянулась к нему и поцеловала в щеку.
- Спасибо. Ты очень добрый. Генри слабо улыбнулся.
- Через день.
- Тебе не придется об этом пожалеть. Он зажег в глазах озорной огонек,
впервые за все время.
- Пожалеть мне придется в одном случае: если Эгей опять разбушуется.
Зная, какой из тебя моряк, Софидион, придется отложить наш медовый месяц до
Сицилии, когда мы опять ступим на земную твердь.


Книга вторая. "Греция - это возлюбленное чадо бога и земли"

1

Она бесшумно одевалась перед расшторенным окном в их номере на верхнем
этаже "Англетера". Темно-зеленым ковром лежавшая внизу площадь Конституции
легко взбиралась на холм впереди, к самому сердцу Афин, откуда грек мерит
все другие места на свете. На восточной окраине площади, освещенный
журавлями газовых фонарей, стоял дворец: греки выстроили его для короля
Отгона, приглашенного из Баварии возглавить новое, медленно складывающееся
государство.
Вестибюль был пуст-четыре часа утра. На улице ее прохватила ночная
свежесть. Слава богу, кончалась зима, и погода устанавливалась теплая.
Низкое темно-фиолетовое небо дышало в самое темя, а звезды горели так ярко,
что, казалось, они вот-вот брызнут искрами. Ею овладели покой и чувство
сопричастности всему на свете. "Жить в Афинах, - думала она, - значит жить в
самом сердце мироздания. Одного глотка этого душистого ночного воздуха,
одного взгляда на это самое синее утреннее небо достаточно, чтобы понять,
как прекрасен мир и ради чего он был сотворен".
Кривой ятаган луны напоминал о печально памятной турецкой оккупации.
Высокие железные фонари, выкрашенные зеленой краской и увенчанные головой
Афины, выхватывали из темноты пальмы, цветущие акации с гроздьями белых и
желтых лепестков, перечные деревья и горькие апельсины, подрумянившисся
после недавних обильных дождей. В кофейнях усыпляюще громоздились
составленные на ночь стулья, метельщики мыли тротуары, плеща водой из ведра
и сорговым веником сметая грязь в сточную канаву.
Направившись в сторону дворца, она встретила торговца, катившего по