"Том Стоппард. Розенкранц и Гильденстерн мертвы" - читать интересную книгу автора Розенкранц .
- Без конца. Впрочем, нет, вряд ли. (Пауза.) Ты представляешь себя когда-нибудь мертвым, по-настоящему... в ящике и с крышкой сверху? Гильденстерн . - Нет. Розенкранц . - Я, конечно, тоже... Глупо нервничать по этому поводу. Потому что думаешь о себе в ящике как о живом, не учитывая, что ты уже мертвый... а это ведь не то же самое, правда? То есть ты уже не знаешь, в ящике ты или нет. Это ведь как если просто спать в ящике. Не то чтоб мне нравилось спать в ящике, особенно без воздуха. Потому что если проснешься, то ты уже мертвый, это во-первых; и что тогда делать? Тем более - в ящике. Вот это-то мне и не нравится. Потому я и не думаю об этом... (Гильденстерн беспокойно ерзает и кутается в плащ.) ...Потому что тогда ты уже беспомощен, верно? Запихнутый в ящик, и ты уже там навсегда. Даже если учесть, что ты мертв, все равно неприятная мысль. Особенно если ты по-настоящему мертв. Вот представь - представь, что я запихиваю тебя сейчас в ящик, - что ты предпочтешь: быть живым или мертвым? Конечно, живым. Потому что жизнь в ящике лучше, чем не жизнь вообще. По-моему. По крайней мере есть шанс. Лежишь себе и думаешь - ладно, по крайней мере я жив. Кто-нибудь все-таки придет и постучит и скажет: выходи. (Стучит кулаком по полу.) Эй ты, как тебя там! Вылезай! Гильденстерн (вскакивает, яростно). - Перестань! Ты способен свести с ума! Пауза. - На твоем месте я бы не обращал внимания. Ты просто подавлен. (Пауза.) Вечность - ужасная вещь. То есть где она все-таки кончается? (Пауза, потом весело.) Два ранних христианина случайно встретились на небесах. "Неужто я вижу Савла из Тарса? - воскликнул один. - Ты-то что тут делаешь?" - "Тарса-Шмарса, - буркнул другой. - Ты видишь уже Павла". (Он встает и хлопает в ладоши.) Им все равно. Рассчитывать не на что. Можно позеленеть, пока они явятся. Гильденстерн. - Или посинеть. Или покраснеть. Розенкранц. - Христианин, мусульманин и еврей встретились однажды в закрытом экипаже... "Зильберштейн! - воскликнул еврей. - Как зовут твоего приятеля?" - "Его зовут Абдулла, - говорит мусульманин. - Но с тех пор как он обратился, он мне больше не приятель". (Снова подскакивает и кричит за кулисы.) Эй, вы, я знаю, что вы там! Давайте сюда, поболтаем! (Пауза.) Ничего не поделаешь. Никого... (Шагает по сцене.) Где тот момент, когда человек впервые узнает о смерти? Должен же он где-то быть, этот момент, а? В детстве, наверно, когда ему впервые приходит в голову, что он не будет жить вечно. Это должно бы было быть потрясающе - надо порыться в памяти. И все же - не помню. Наверно, это никогда меня не заботило Что из этого следует? Что мы, должно быть, рождаемся с предчувствием смерти. Прежде чем узнаем это слово, прежде чем узнаем, что существуют вообще слова, являясь на свет, окровавленные и визжащие, мы уже знаем, что для всех компасов на свете есть только одно направление, и время - мера его. (Умолкает, потом |
|
|