"Павел Стовбчатый. Для Гадо: Побег ("Записки беглого вора" #1) " - читать интересную книгу автора

крытой тюрьме. Государство умело расправляться с такими, как я, оно винило
всех, кроме себя. И чем больше государство воровало и убивало, тем больше
становилось воров и убийц, подобных нам. Мы были настоящими, стопроцентными
отбросами общества, но эти отбросы тоже хотели жить и иметь точно так же,
как и знаменитые балерины и академики, а особенно чиновники, генералы и
бизнесмены, которые умели делать деньги на крови народа. Народ был для них
всего лишь навозом, материалом, из которого строилось их сытое благополучие
и счастье. Не скажу, что я был большим правдолюбцем и особо болел за народ -
нищие и богатые были всегда, всегда и будут, тем не менее я частенько жалел
эту забитую церковью и умниками массу и не понимал, почему они такие глупые
и внушаемые. Я плевал на грех и заповеди с самой высокой колокольни и точно
знал, что Бог любит таких, как я, никак не меньше праведников. Почему же
нельзя отнять у богатого, когда у него много, а у меня нет ничего?! Это так
просто и суперсправедливо, что, кажется, даже лоси должны понимать эту
истину. Но "навозу" "втолкали", что нельзя, и он по-прежнему верит, будто
Бог есть только любовь, а не все остальное, что так выпячивается и лезет
наружу. Нет, для меня не существовало ни церкви, ни иконы, а в богатом попе
я видел только богатого штемпа, перепортившего кучу девственниц и луноликих
мальчишек. Я жил вне идей, а после тридцати разуверился и в преступном
братстве, которое на поверку оказалось таким же гнусным и хищным, как и весь
дешевый мир. "Государство - это я. Бог - это я!" - сказал я себе однажды в
минуты долгих раздумий, хотя отлично понимал, что это утверждение и кредо
никак не изменит мою раз отпущенную судьбу, не прибавит мне ума и хитрости,
как бы я того ни желал. За все, даже за покой, приходится платить, а уж о
наслаждениях и власти и говорить нечего. Быть может, я уже заплатил сполна
на сто лет вперед, кто знает. Пока что пророчества того не известного мне
старика-таджика сбываются в полной мере. Если Гадо не пристрелит меня сдуру
где-нибудь по дороге на родину, я обстряпаю одно серьезное "дельце" и
обзаведусь семьей. Жена вскоре нарожает мне кучу детей, и я, как порядочный,
буду учить их уму-разуму.
Так думал я, и мне казалось, что в моих рассуждениях была доля истины.
Я не верил в крылатое изречение "Истины не знает никто", потому что оно
в таком случае и представало тогда истиной для всех. Мы все знаем истину, но
у каждого, как и справедливость, она своя. У Пепла - одна, у меня - другая.
Гадо знал, что я люблю философствовать, точнее, слышал об этом от
других, сам же он был далек от философии. Во всяком случае, тогда.

* * *

Мы проболтали потихоньку часа два или чуть боле, а потом, примостившись
кто где, дружно заснули, утомленные и проспиртованные. Я не помню, что мне
снилось и снилось ли вообще, меня разбудил Гадо. Он тряс меня за плечо до
тех пор, пока я по-хорошему не сообразил, где именно нахожусь. Свет проникал
в маленькое окошко в самом верху нашей будки, и я догадался, что проспали мы
довольно долго.
- Сколько сейчас времени, интересно? - сонно спросил я у Гадо, зная,
что он вряд ли ответит мне. Часов у нас не было - упустили из виду, а
определить время по солнцу было не так просто.
- Не знаю, сколько сейчас времени, но спали мы долго, - как-то зло и не
в своем стиле ответил Гадо, но не сразу. - Так долго, что этот шайтан, эта