"Виктор Степанов. Рота почетного караула " - читать интересную книгу автора

значение, особый вид. Нет, не простые солдаты выезжали из ворот КПП.
Мотоциклы впереди взревели, дернулись. Поехали.
- Братцы, а ведь мы первый раз за воротами! - на весь автобус выкрикнул
Патешонков.
Сдерживая скорость, кавалькада долго петляла переулками, пока не
съехала, как бы пятясь, на широкую, окаймленную гранитным парапетом
набережную. "Москва! - догадался Андрей. - Москва-река!"
От берега до берега в избытке темных, еще не схваченных льдом вод
катилась река, о которой он так много слышал, но которую видел впервые.
Автобус нагнал медлительную неуклюжую баржу с белой, свежевыкрашенной
рубкой. Баржа, явно отставая, скользнула назад, и снова от берега до берега,
от гранита до гранита недвижно блестела вода. И быть может, волжанин, даже
наверняка из тех мест парень, сидевший на задней лавочке, не умеряя
природного оканья, вспомнив, видно, свою Волгу, запел сначала тихо, про
себя, а потом, забывшись, во весь голос:
Из-за острова на стрежень, На простор речной волны...
И взвод, разминая застоявшиеся в молчании голоса, обрадовавшись случаю,
подхватил, грянул так, что лейтенант Гориков, сидевший впереди,
непроизвольно оглянулся. Однако замечания не сделал, и это сразу солдаты
отметили - чуть-чуть приглушили голоса для вежливости, но петь продолжали
свободно.
И вдруг Патешонков, который не отлипал от окошка всю дорогу, опять
крикнул:
- Кремль!
И замерла на губах, застыла на выдохе песня; даже "старички", ехавшие
по этой дороге, может быть, не первый десяток раз, и те подались вправо:
"Кремль!"
Андрей увидел словно бы волшебно вынырнувшую из Москвы-реки легкую,
умытую, чистую, как облако, громаду Кремля.
Непривычно было видеть Кремль со стороны Москвы-реки, как бы этой рекой
подчеркнутый, словно кто [246] провел по низу прекрасной картины синей
маслянистой кистью. А может, и картина-то вся начата вот этой волнистой
полоской реки? Чуть повыше брошен серый штришок набережной и выведен
зубчатый, сбегающий каскадами с еще зеленого, под голубыми елями холма узор
стены. А еще выше, на пространстве, занятом уже у неба, - снежная,
обметенная вековыми вьюгами, удивительно похожая на ждущую старта
космическую ракету колокольня Ивана Великого, и золотым пожаром по куполам,
по куполам - то выше, то ниже - солнце. Вот оно размельчилось на
разноцветные кусочки - как будто радугой застеклили окна Большого
Кремлевского дворца. И слышно: еще дрожит, дрожит в остекленевшем небе
набатный гул тяжелых древних колоколов...
Автобус свернул направо, и стройная величавая башня - Андрей никак не
мог вспомнить ее названия - заслонила окошко. Боровицкая? Боровицкие ворота?
А эти деревья вдоль стены, за чугунной оградой, - Александровский сад?
Опять стена, еще какая-то башня, поворот вправо - и заворчал, зафырчал
мотор, попугивая зевак. Приехали.
Вся площадь между темно-бурой громадой Исторического музея и черной
металлической решеткой, что вытянулась прямо от башни, огибая
Александровский сад, была запружена народом. Но толпу сдерживали легкие
переносные ограждения, возле которых, постукивая валенком о валенок, стояли