"Питер Страуб. Возвращение в Арден" - читать интересную книгу автора

медью, который привез в Америку отец Эйнара Апдаля. Там умещалось все его
имущество - в пространстве, вмещающем четыре электрических пишущих машинки.
Сундучок был украшен резьбой - ветки и листья. Но он был еще и заперт, и я
не хотел идти назад к Дуэйну и искать ключ. Я выскочил во двор в поисках
чего-нибудь тяжелого. Гараж. Там пахло как в могиле - сырой землей,
ржавчиной, жуками. Я помнил, что на стенке висели инструменты. Среди лопат и
топоров я отыскал старый лом и вернулся с ним в спальню.
Конец лома точно вошел в зазор между замком и сундучком; я надавил и
услышал треск дерева. На второй раз замок подался, и я упал на колени,
чувствуя приступ боли в перевязанной руке. Здоровой рукой я вытащил замок и
открыл сундук. Внутри в беспорядке лежали фотографии в рамках и без.
Запутавшись в обилии квадратных лиц Дуэйна, моих мальчишеских вихров и
зубастых улыбок семьи Апдалей (выставка достижений зубной техники), я
вывалил все содержимое на ковер.
Она смотрела на меня с расстояния четырех футов. Кто-то вынул ее из
рамки, но она была здесь, мы были здесь, увиденные дядей Джилбертом так, как
видели нас все - похожими больше, чем две капли крови в одной струйке,
смеющимися и державшимися за руки в тот летний день 55-го.
Если бы я уже не стоял на коленях, я встал бы сейчас, увидев это лицо.
Меня как будто двинули в живот тем самым ломом. Ведь если мы оба были тогда
молодыми, невинными и любящими, то что сказать о ней? Она сияла, затмевая
мое смышленое лицо юного воришки, она присутствовала в ином плане бытия, где
дух неотделим от плоти. От созерцания ее лица я, казалось, воспарил. Мои
колени не касались ковра.
Еще раз я понял, что каким-то волшебством неразрывно связан с ней. Что
всю жизнь с момента нашей последней встречи пытался отыскать ее вновь. Ее
мать в шоке вернулась в Сан-Франциско; когда я украл машину и врезался в
дерево футах в сорока от вершины холма с итальянским пейзажем, мои родители
определили меня в закрытую школу в Майами, похожую на тюрьму. Она была
далеко; мы расстались, но, как я твердо верил, не навсегда.

После бесконечных минут созерцания я лег на спину. Пот стекал у меня по
вискам. Затылок покоился на скомканных фотографиях и щепках норвежского
дерева. Я знал, что увижу ее, что она вернется. Поэтому я и был здесь, в
бабушкином доме - книга всего лишь предлог. Я никогда не закончу свою
диссертацию. Она этого не допустит. Теперь, когда я здесь, я должен
подготовиться к ее встрече. И странное письмо было частью этой подготовки,
частью обряда вызывания духа.

Я подумал, что нахожусь на конечном этапе моего превращения,
начавшегося, когда я разбил руку о крышу машины и почувствовал, что ко мне
возвращается ощущение свободы. Реальность не очевидна, она прорывается
сквозь реальность мнимую, как удар кулака. Мнимая реальность - просто
случайное сочетание молекул. Она всегда знала это, и я теперь, лежа на ковре
среди бумаги и дерева, тоже это знал. Потолок надо мной растворился в белом
бездонном небе. Я подумал о Заке и улыбнулся. Бедный безвредный дурачок!
Когда я в следующий раз увижу во сне синий туман, я поплыву в нем не один.
Алисон будет со мной.
Этот образ тоже вошел в общее чувство - как моя пораненная рука, как
неудобное положение головы, как Зак, как кража книжки "Волшебный сон".