"Питер Страуб. Мистер Икс " - читать интересную книгу автора

Раньше мама вместе с двумя пожилыми братьями жила в Ист-Сисеро, в доме,
первый этаж которого занимал принадлежавший им клуб "Панорама". По выходным
мама пела в клубе в составе семейного трио. Верная себе, она порхала по
жизни, не заботясь о последствиях, что позволяло этим последствиям
обрушиваться на нее быстрее и тяжелее, чем на других людей. Когда у мамы не
осталось сил игнорировать чувство собственной обреченности, она поцеловала
на прощание братьев и возвратилась в то единственное место, где ее мог
отыскать сын.
Стар родила меня в восемнадцать лет. Она была добродушной,
любвеобильной и имела представление о семейной жизни не большее, чем у
бродячей кошки. С четырех лет меня мотало между родным домом в Эджертоне и
чередой приемных семей. Мать моя была натурой творческой, но переменчивой:
она последовательно посвящала себя рисованию, сочинительству, гончарному
делу и другим занятиям, а также мужчинам, по ее мнению эти занятия
олицетворявшим. Меньше всего ее увлекало то единственное, в чем она была
по-настоящему хороша: когда она выходила на сцену и пела, она просто
лучилась легкой радостью и очаровывала публику. Вплоть до последних пяти лет
жизни Стар отличалась трогательной мягкой прелестью, одновременно невинной и
искушенной.
Я жил в шести разных семьях в четырех разных городах, но это было вовсе
не так плохо, как кажется на первый взгляд. Лучшие из моих приемных
родителей - Фил и Лаура Гранты, Оззи и Гэрриет из Напервилля, Иллинойс, -
были почти святыми в своей искренней доброте. Еще одни могли бы жить без
забот за деньги, которые имели, если б не брали столько детей на воспитание.
А две другие пары были достаточно милы и тактичны в своей манере
"это-наш-дом-а-это-наши-правила-поведения-в-нем".
Прежде чем попасть в Напервилль, я время от времени возвращался в
Эджертон, где в стареньких домах на Вишневой улице жили Данстэны. Тетя Нетти
и дядя Кларк воспринимали меня так, будто я был довеском к багажу, который
привезла Стар. Месяц, а то и полтора я делил комнату с мамой, и каждый раз у
меня перехватывало дыхание от страха перед очередной катастрофой. После
переезда к Грантам положение изменилось, и Стар стала навещать меня в
Напервилле. Мы с мамой пришли к согласию - столь глубокому, что для него не
нужны слова.
Это стало основой для всего остального. Суть его состояла в том, что
мать любит меня и я люблю ее. Но вне зависимости от того, насколько сильно
Стар любила сына, она не задерживалась на одном месте более чем на год-два.
Она была моей матерью, но она не могла быть матерью. Она не могла помочь
справиться с преследовавшей меня проблемой, которая пугала, расстраивала или
сердила тех приемных родителей, что были у меня до Грантов. Гранты
сопровождали меня во всех походах по врачам, в рентгеновских кабинетах, в
лабораториях анализов крови или мочи, во время исследований головного
мозга - всего уж не припомню.
В итоге получалось следующее: Стар любила меня, но была не в состоянии
заботиться обо мне так, как это делали Гранты. В дни, когда Стар приезжала в
Напервилль, мы с ней обнимали друг друга и плакали, но оба понимали условия
соглашения. Чаще всего мама наведывалась сразу же после Рождества и в самом
начале лета, после окончания занятий в школе. Она никогда не приезжала ко
мне на день рождения и никогда ничего, кроме простенькой открытки, не
присылала. Моя проблема обострялась именно в дни рождения, и она будила в