"Август Стриндберг. Ночное бдение " - читать интересную книгу автора

статься, он был больше генералом, чем солдатом, - в этом я не разбираюсь.
Его достоинства мы, пожалуй, знали, а на пороки до сего времени закрывали
глаза, вот и потолкуем о них ныне, когда нас никто не слышит; ибо, хоть я и
потрошу трупы, восхвалять их я не намерен. Итак, я говорил, что в нем
какая-то слабость. Вырождение всегда дает себя знать, когда угасает род.
Разве не общеизвестно, что отец его испытывал отвращение к законной супруге!
Вот и сказалось на потомстве. Весь потенциал отца, и даже с лишком, на
нашего короля ушел. Правда, сестра его, Хедвиг София, сочеталась браком, но
ведь уродом на свет явилась, да, да, ибо в ее сложении есть изъян, пусть
маленький, а все же изъян. Вам-то это, может, и неизвестно, но ведь у нее
раздвоены большие пальцы. И сына она родила хилого, с пороком речи; говорили
даже, он все равно что немой. А наша милостивая государыня Ульрика-Элеонора
**? Unter uns ***, она не наделена тем обилием духовных качеств, коего
обычно ожидаешь у столь выдающихся особ...
______________
* Совершенно верно (нем.).
** Ульрика-Элеонора (1688 - 1741) - сестра Карла XII, правила страной
с 1718 по 1720 г.
*** Между нами (нем.).

- Превосходно сказано!
- Одним словом, если ко всему еще присовокупить упорное нежелание
нашего милостивого господина и короля даровать стране наследника престола,
то и выходит, что некая таинственная сила позаботилась о том, чтобы пришел
конец этому роду. Природа исполнила свое и утомилась. Ей надоели Карлы - и
Карлов не стало!... Нет, никак не скажешь, что природа в лице нашего
милостивого господина и короля создала шедевр! Крупно, да грубовато!
Никакого изящества. Подумать только, рука, что столь уверенно орудовала
шпагой, не могла вести легкое перышко по гладкой бумаге... Тут механизм
отказывал, перо спотыкалось и ковыляло так, будто при виде белого поля
государю вдруг делалось дурно. Он и сам жаловался, что от писания у него
кружится голова. Да разве только в руке дело? А мысли? Им бы шагать
стройными колоннами, а они подставляли друг другу ножку и наступали на
пятки... Читал я однажды его письмо сестре, кое он просил меня выправить,
так слова будто в кучу свалены и перепутаны, будто взял и вывалил из
мозгов... что попало - без всякого лада и склада, а уж об изяществе и речи
нет! А его нелюбовь к чистым чулкам... Тьфу! Свинья свиньей, уж нам-то
ведомо, и хватит об этом.
- Черт дери, что за мелочность, лейб-медик! Вот уж никогда от вас не
ждал, - перебил лейтенант и бросил взгляд на свои рваные сапоги. -
Раздвоенные пальцы, грязные чулки - при чем это тут?!
- Tres bien *, лейтенант Карлберг, я, собственно, обращался не к вам,
ибо тогда я, благодаря моей несравненной способности опускаться до уровня
собеседника, говорил бы иначе... Будем драться, если пожелаете, но завтра, а
не нынче ночью! Я вас обидел несправедливым подозрением, будто вы человек,
способный оценить красоту и привлекательность жизненных мелочей, и мне в
полудремоте чудилось, что мелкие штрихи могут нанести ущерб лишь той
картине, коя лишена ярких красок. ("Не дошло до него, не дошло!" - шепнул
про себя лейб-медик.) Но коли вам угодно, я поведаю о крупных пороках нашего
героя, ибо сегодня ночью я должен говорить, должен выговориться, изгнать