"Братья Стругацкие. Жук в муравейнике" - читать интересную книгу автора

чуткость? Ведь физиономии их (или морды?) почти совсем лишены мимики - по
крайней мере на человеческий глаз. У обыкновенной дворняги мимика
значительно богаче. А вот в человеческих улыбках он разбирается
великолепно. Вообще Голованы разбираются в людях в сто раз лучше, чем люди
в Голованах. И я знаю, почему. Мы стесняемся. Они разумны, и нам неловко
их исследовать. А вот они подобной неловкости не ощущают. Когда мы жили у
них в Крепости, когда они укрывали нас, кормили, поили, оберегали, сколько
раз я вдруг обнаруживал, что надо мной произвели очередной эксперимент! И
Марта жаловалась Комову на то же, и Раулингсон, и только Комов никогда не
жаловался - я думаю, просто потому, что он слишком самолюбив для этого. А
Тарасконец в конце концов просто сбежал. Уехал на Пандору, занимается
своими чудовищными тахоргами и счастлив... Почему Щекна так заинтересовала
Пандора? Он всеми правдами и неправдами оттягивал отлет. Надо будет потом
проверить, точно ли, что группа Голованов попросила транспорт для
переселения на Пандору.
- Щекн, - говорю я, - тебе хотелось бы жить на Пандоре?
- Нет. Мне нужно быть с тобой.
Ему нужно быть. Вся беда в том, что в их языке всегда одна
модальность. Никакой разницы между "нужно", "должно", "хочется", "можется"
не существует. И когда Щекн говорит по-русски, он использует эти понятия
словно бы наугад. Никогда нельзя точно сказать, что он имеет в виду. Может
быть, он хотел сказать сейчас, что любит меня, что ему плохо без меня, что
ему нравится быть только со мной. А может быть, что это его обязанность -
быть со мной, что ему поручено быть со мной, и что он намерен честно
выполнить свой долг, хотя больше всего на свете ему хочется пробираться
через оранжевые джунгли, жадно ловя каждый шорох, наслаждаясь каждым
запахом, которых на Пандоре хоть отбавляй...
Впереди справа, от грязно-белого балкона на третьем этаже отделяется
пласт штукатурки и с шумом обрушивается на тротуар. Возмущенно пищат
крысы. Комариный столб вырывается из кучи мусора и крутится в воздухе.
Через улицу узорчатой металлической лентой заструилась огромная змея,
свернулась спиралью перед Щекном и угрожающе подняла ромбическую голову.
Щекн даже не останавливается - небрежно и коротко взмахивает передней
лапой, ромбическая голова отлетает на тротуар, а он уже трусит дальше,
оставив позади извивающееся клубком обезглавленное тело.
Эти чудаки боялись отпустить меня вдвоем со Щекном! Первоклассный
боец, умница, с неимоверным чутьем на опасность, абсолютно бесстрашен - не
по-человечески бесстрашен... Но. Разумеется, не обходится и без некоторого
"но". Если придется, я буду драться за Щекна как за землянина, как за
самого себя. А Щекн? Не знаю. Конечно, на Саракше, они дрались, и убивали,
и гибли, прикрывая меня, но всегда мне казалось почему-то, что не за меня
они дрались, не за друга своего, а за некий отвлеченный, хотя и очень
дорогой для них принцип... Я дружу со Щекном уже пять лет, у него еще
перепонки между пальцами не отпали, когда мы с ним познакомились, я учил
его языку и как пользоваться Линией Доставки. Я не отходил от него, когда
он болел своими странными болезнями, в которых наши врачи так и не сумели
ничего понять. Я терпел его дурные манеры, мирился с его бесцеремонными
высказываниями, прощал ему то, что не прощаю никому в мире. И до сих пор я
не знаю, кто я для него...
Вызов с корабля. Вандерхузе сообщает, что Рэм Желтухин нашел на своей