"Братья Стругацкие. Жук в муравейнике" - читать интересную книгу автора

"стакан".
На этот раз он целехонек и блестит как новенький, будто его сегодня
утром установили здесь, среди желтых кустов - цилиндр высотой метра в два
и метр в диаметре, из полупрозрачного, похожего на янтарь материала. Он
стоит совершенно вертикально и овальная дверца его плотно закрыта.
На борту у Вандерхузе вспышка энтузиазма, а Щекн лишний раз
демонстрирует свое безразличие и даже презрение ко всем этим предметам,
"не интересным его народу": он немедленно принимается чесаться,
повернувшись к "стакану" задом.
Я обхожу стакан кругом, потом берусь двумя пальцами за выступ на
овальной дверце и заглядываю внутрь. Одного взгляда мне вполне достаточно
- заполняя своими чудовищными суставчатыми мослами весь объем "стакана",
выставив перед собой шипастые полуметровые клешни, тупо и мрачно глянул на
меня двумя рядами мутно-зеленых бельм гигантский ракопаук с Пандоры во
всей своей красе.
Не страх во мне сработал, а спасительный рефлекс на абсолютно
непредвиденное. Я и ахнуть не успел, как уже изо всех сил упирался плечом
в захлопнутую дверцу, а ногами - в землю, с головы до ног мокрый от пота,
и каждая жилка у меня дрожит.
А Щекн уже рядом, готовый к немедленной и решительной схватке, -
покачивается на вытянутых напружиненных ногах, выжидательно поводя из
стороны в сторону лобастой головой. Ослепительно белые зубы его влажно
блестят в уголках пасти. Это длится всего несколько секунд, после чего он
сварливо спрашивает:
- В чем дело? Кто тебя обидел?
Я нашариваю рукоять скорчера, заставляю себя оторваться от проклятой
дверцы и принимаюсь пятиться, держа скорчер наизготовку. Щекн отступает
вместе со мной, все более раздражаясь.
- Я задал тебе вопрос! - заявляет он с негодованием.
- Ты что же, - говорю я сквозь зубы, - до сих пор ничего не чуешь?
- Где? В этой будке? Там ничего нет!
Вандерхузе с экспертами взволнованно галдят над ухом. Я их не слушаю.
Я и без них знаю, что можно, например, подпереть дверцу бревном - если
найдется - или сжечь ее целиком из скорчера. Я продолжаю пятиться, не
спуская глаз с дверцы "стакана".
- В будке ничего нет! - настойчиво повторяет Щекн. - И никого нет. И
много лет никого не было. Хочешь, я открою дверцу и покажу тебе, что там
ничего нет?
- Нет, - говорю я, кое-как управляясь со своими голосовыми связками.
- Уйдем отсюда.
- Я только открою дверцу...
- Щекн, - говорю я. - Ты ошибаешься.
- Мы никогда не ошибаемся. Я иду. Ты увидишь.
- Ты ошибаешься! - рявкаю я. - Если ты сейчас же не пойдешь за мной,
значит, ты мне не друг и тебе на меня наплевать!
Я круто поворачиваюсь на каблуках (скорчер в опущенной руке,
предохранитель снят, регулятор на непрерывный разряд) и шагаю прочь. Спина
у меня огромная, во всю ширину проспекта, и совершенно беззащитная.
Щекн с чрезвычайно недовольным видом шлепает лапами слева и позади.
Ворчит и задирается. А когда мы отходим шагов на двести и я совсем уже