"Братья Стругацкие. Жук в муравейнике" - читать интересную книгу автора

как следует подумать.
Мгновенно поняв мое настроение, Алена притихла и беспрекословно
согласилась не заходить в кабинет и вообще беречь мой покой. Насколько я
знаю, она абсолютно неправильно представляет себе мою работу. Например,
она убеждена, что моя работа опасна. Но некоторые азы она усвоила прочно.
В частности, если я вдруг оказываюсь занят, то это не означает, что на
меня накатило вдохновение или что меня вдруг осенила ослепительная идея, -
это означает просто, что возникла какая-то срочная задача, которую нужно
действительно срочно решить.
Я дернул ее за ухо и затворился в кабинете, оставив ее прибирать в
гостиной.
Откуда он узнал мой номер? Это просто. Номер я оставлял учителю.
Кроме того, ему могла рассказать обо мне Майя Глумова. Значит, либо он еще
раз общался с Майей Тойвовной, либо решил все-таки повидаться с Учителем.
Несмотря ни на что. Двадцать лет не давал о себе знать, а сейчас вот вдруг
решил повидаться. Зачем?
С какой целью он мне звонил? Например, из сентиментальных побуждений.
Воспоминания о первой настоящей работе. Молодость, самое счастливое время
в жизни. Гм. Сомнительно... Альтруистическое желание помочь журналисту
(первооткрывателю возлюбленных Голованов) в его работе, сдобренное,
скажем, здоровым честолюбием. Чушь. Зачем он в этом случае дает мне
фальшивый адрес? А может быть, не фальшивый? Но если не фальшивый, значит,
он не скрывается, значит, Экселенц что-то путает... В самом деле, откуда
следует, что Лев Абалкин скрывается?
Я быстренько вызвал информаторий, узнал номер и позвонил в
"Осинушку", коттедж номер шесть. Никто не отозвался. Как и следовало
ожидать.
Ладно, оставим пока это. Далее. Что было главным в нашем разговоре?
Кстати, один раз я чуть на проболтался. Язык себе за это откусить мало.
"Вы-то должны понимать, что такое десант группы флотов "Ц"!" "Интересно,
откуда вы знаете, Мак, о группе флотов "Ц" и, главное, почему вы,
собственно, решили, что я об этом что-нибудь знаю?" Разумеется, ничего
этого он бы не сказал, но он бы подумал и все понял. И после такого
позорного прокола мне оставалось бы только в самом деле уйти в
журналистику... Ладно, будем надеяться, что он ничего не заметил. У него
тоже было не так уж много времени, чтобы анализировать и оценивать каждое
мое слово. Он явно добивался какой-то своей цели, а все прочее, к цели не
относящееся, надо думать, пропускал мимо ушей...
Но чего же он добивался? Зачем это он попытался приписать мне свои
заслуги и заслуги Комова вдобавок? И главное, вот так, в лоб, едва успев
поздороваться... Можно подумать, что я действительно распространяю легенды
о своем приоритете, будто бы именно мне принадлежат все фундаментальные
идеи относительно Голованов, что я все это себе присвоил, а он об этом
узнал и дает мне понять, что я - дерьмо. Во всяком случае усмешка у него
была двусмысленная... Но это же вздор! О том, что именно я открыл
Голованов, знают сейчас только самые узкие специалисты, да и те, наверное,
забыли об этом за ненадобностью...
Чушь и ерунда, конечно. Но факт остается фактом: мне только что
позвонил Лев Абалкин и сообщил, что, по его мнению, основоположником и
корифеем современной науки о Голованах являюсь я, журналист Каммерер.