"Братья Стругацкие. Далекая Радуга (цикл 22 век 2/6)" - читать интересную книгу автора

а ногами в дверь. Тр-рах!.. У двери вылетела нижняя половина, и Роберт
упал на спину, ударившись головой. Несколько секунд он лежал неподвижно.
Он был весь мокрый от пота. Потом он заглянул в пролом. Далеко внизу
виднелась крыша кабины. Лезть было очень страшно, но в это время вышка
начала крениться, и Роберта потащило вниз. Он не сопротивлялся, потому что
вышка все кренилась и кренилась, и не было этому конца.
Он спускался, цепляясь за фермы и распорки, и тугой, колючий от пыли
ветер прижимал его к теплому металлу. Он успел заметить, что пыли стало
гораздо меньше и что степь снова залита солнцем. Вышка все кренилась. Он
так торопился узнать, что с птерокаром и куда девался Камилл, что
выпрыгнул из шахты, когда до земли оставалось еще метра четыре. Он больно
стукнулся ногами и потом руками. И первое, что он увидел, были пальцы
Камилла, вонзившиеся в сухую землю.
Камилл лежал под опрокинутым птерокаром, широко раскрыв круглые
стеклянные глаза, и тонкие длинные пальцы его вцепились в землю, словно он
пытался вытащить себя из-под разбитой машины, а может быть, ему было очень
больно перед смертью. Пыль покрывала его белую куртку, пыль лежала на
щеках и открытых глазах.
- Камилл, - позвал Роберт.
Ветер бешено мотал над его головой обломок исковерканного крыла.
Ветер нес струи желтой пыли. Ветер свистел и визжал в фермах покосившейся
вышки. В мутноватом небе свирепо пылало маленькое солнце. Оно казалось
косматым.
Роберт поднялся на ноги и, навалившись, попытался сдвинуть птерокар.
На секунду ему удалось приподнять тяжелую машину, но только на секунду. Он
снова взглянул на Камилла. Все лицо его было засыпано пылью, и белая
куртка стала рыжей, и только к нелепой белой каске не пристало ни единой
пылинки, и матовая пластмасса весело отсвечивала под солнцем.
У Роберта задрожали ноги, и он сел рядом с мертвым. Ему хотелось
плакать. Прощайте, Камилл. Честное слово, я вас любил. Никто вас не любил,
а я любил. Правда, я никогда не слушал вас, так же, как и другие, но,
честное слово, я не слушал только потому, что не надеялся вас понять. Вы
были на голову выше всех, а уж меня и подавно. А теперь я не могу
столкнуть с вашей раздавленной груди эту кучу лома. По долгу дружбы мне
следовало бы остаться рядом с вами. Но меня ждет Таня, меня, может быть,
ждет даже Маляев, и потом я ужасно хочу жить. Тут не помогают никакие
чувства и никакая логика. Я знаю, что мне не уйти. И все-таки я пойду. Я
буду бежать, буду брести, может быть, даже ползти, но я буду уходить до
последнего... Я дурак, мне нужно было послушаться вашего семитысячного
совета, но я, как всегда, не понял вас, хотя, казалось бы, чего тут было
понимать?..
Он был таким разбитым и усталым, что только с большим трудом заставил
себя подняться и пойти. А когда он обернулся, чтобы последний раз
поглядеть на Камилла, он увидел Волну.
Далеко-далеко над северным горизонтом за красноватой дымкой оседающей
пыли сверкала в белесом небе ослепительная полоса, яркая, как солнце.
Ну, вот и все, вяло подумал Роберт. Далеко мне не уйти. Через полчаса
она будет здесь и пойдет дальше, а здесь останется гладкая черная пустыня.
Башня, конечно, останется, и ничего не случится с ульмотронами, и птерокар
останется, и оторванное крыло повиснет в горячем безветрии. И, может быть,