"Братья Стругацкие. Трудно быть богом (цикл 22 век 4/6)" - читать интересную книгу авторашколы...
- И что же ты ему сказал? - с любопытством спросил Румата. - А что я мог сказать? Он бы не понял. И я рассказал ему, что люди Ваги Колеса, изловив осведомителя, вспарывают ему живот и засыпают во внутренности перец... А пьяные солдаты засовывают осведомителя в мешок и топят в нужнике. И это истинная правда, но он не поверил. Он сказал, что в школе они это не проходили. Тогда я достал бумагу и записал наш разговор. Это нужно было мне для моей книги, а он, бедняга, решил, что для доноса, и обмочился от страха... Впереди сквозь кустарник мелькнули огоньки корчмы Скелета Бако. Киун споткнулся и замолчал. - Что случилось? - спросил Румата. - Там серый патруль, - пробормотал Киун. - Ну и что? - сказал Румата. - Послушай лучше еще одно рассуждение, почтенный Киун. Мы любим и ценим этих простых, грубых ребят, нашу серую боевую скотину. Они нам нужны. Отныне простолюдин должен держать язык за зубами, если не хочет вывешивать его на виселице! - Он захохотал, потому что сказано было отменно - в лучших традициях серых казарм. Киун съежился и втянул голову в плечи. - Язык простолюдина должен знать свое место. Бог дал простолюдину язык вовсе не для разглагольствований, а для лизания сапог своего господина, каковой господин положен простолюдину от века... У коновязи перед корчмой топтались оседланные кони серого патруля. Из открытого окна доносилась азартная хриплая брань. Стучали игральные кости. В дверях, загораживая проход чудовищным брюхом, стоял сам Скелет Бако в тесак - видимо, только что рубил собачину для похлебки, вспотел и вышел отдышаться. На ступеньках сидел, пригорюнясь, серый штурмовик, поставив боевой топор между коленей. Рукоять топора стянула ему физиономию набок. Было видно, что ему томно с перепоя. Заметив всадника, он подобрал слюни и сипло взревел: - С-стой! Как там тебя... Ты, бла-ародный!.. Румата, выпятив подбородок, проехал мимо, даже не покосившись. - ...А если язык простолюдина лижет не тот сапог, - громко говорил он, - то язык этот надлежит удалить напрочь, ибо сказано: "Язык твой - враг мой"... Киун, прячась за круп лошади, широко шагал рядом. Краем глаза Румата видел, как блестит от пота его лысина. - Стой, говорят! - заорал штурмовик. Было слышно, как он, гремя топором, катится по ступеням, поминая разом бога, черта и всякую благородную сволочь. Человек пять, подумал Румата, поддергивая манжеты. Пьяные мясники. Вздор. Они миновали корчму и свернули к лесу. - Я мог бы идти быстрее, если надо, - сказал Киун неестественно твердым голосом. - Вздор! - сказал Румата, осаживая жеребца. - Было бы скучно проехать столько миль и ни разу не подраться. Неужели тебе никогда не хочется подраться, Киун? Все разговоры, разговоры... - Нет, - сказал Киун. - Мне никогда не хочется драться. |
|
|