"Братья Стругацкие. Трудно быть богом (цикл 22 век 4/6)" - читать интересную книгу автора

очень почтенный старец, занимается этой... космографией, и брат Нанин,
тоже верный человек, силен в истории. Это мои люди, и прими их
почтительно. Вот залог. - Он бросил на стол звякнувший мешочек. - Твоя
доля здесь - пять золотых... Все понял?
- Да, благородный дон, - сказал отец Кин.
Румата зевнул и огляделся.
- Вот и хорошо, что понял, - сказал он. - Мой отец почему-то очень
любил этих людей и завещал мне устроить их жизнь. Вот объясни мне, ученый
человек, откуда в благороднейшем доне может быть такая привязанность к
грамотею?
- Возможно, какие-нибудь особые заслуги? - предположил отец Кин.
- Это ты о чем? - подозрительно спросил Румата. - Хотя почему же?
Да... Дочка там хорошенькая или сестра... Вина, конечно, у тебя здесь нет?
Отец Кин виновато развел руки. Румата взял со стола один из листков и
некоторое время подержал перед глазами.
- "Споспешествование"... - прочел он. - Мудрецы! - он уронил листок
на пол и встал. - Смотри, чтобы твоя ученая свора их здесь не обижала. Я
их как-нибудь навещу, и если узнаю... - Он поднес под нос отцу Кину кулак.
- Ну ладно, ладно, не бойся, не буду...
Отец Кин почтительно хихикнул. Румата кивнул ему и направился к
двери, царапая пол шпорами.
На улице Премногоблагодарения он заглянул в оружейную лавку, купил
новые кольца для ножен, попробовал пару кинжалов (покидал в стену,
примерил к ладони - не понравилось), затем, присев на прилавок, поговорил
с хозяином, отцом Гауком. У отца Гаука были печальные добрые глаза и
маленькие бледные руки в неотмытых чернильных пятнах. Румата немного
поспорил с ним о достоинствах стихов Цурэна, выслушал интересный
комментарий к строчке "Как лист увядший падает на душу...", попросил
прочесть что нибудь новенькое и, повздыхав вместе с автором над невыразимо
грустными строфами, продекламировал перед уходом "Быть или не быть?" в
своем переводе на ируканский.
- Святой Мика! - вскричал воспламененный отец Гаук. - Чьи это стихи?
- Мои, - сказал Румата и вышел.
Он зашел в "Серую Радость", выпил стакан арканарской кислятины,
потрепал хозяйку по щеке, перевернул, ловко двинув мечом, столик штатного
осведомителя, пялившего на него пустые глаза, затем прошел в дальний угол
и отыскал там обтрепанного бородатого человечка с чернильницей на шее.
- Здравствуй, брат Нанин, - сказал он. - Сколько прошений написал
сегодня?
Брат Нанин застенчиво улыбнулся, показав мелкие испорченные зубы.
- Сейчас пишут мало прошений, благородный дон, - сказал он. - Одни
считают, что просить бесполезно, а другие рассчитывают в ближайшее время
взять без спроса.
Румата наклонился к его уху и рассказал, что дело с Патриотической
школой улажено.
- Вот тебе два золотых, - сказал он в заключение. - Оденься, приведи
себя в порядок. И будь осторожнее... хотя бы в первые дни. Отец Кин
опасный человек.
- Я прочитаю ему свой "Трактат о слухах", - весело сказал брат Нанин.
- Спасибо, благородный дон.