"Братья Стругацкие. Трудно быть богом (цикл 22 век 4/6)" - читать интересную книгу автора

трудно эти действия предсказать. Да, может быть, и помер бы с тоски. А
может быть, огляделся бы, приспособился, прикинул бы, что к чему, и
поступил бы лесничим в какой-нибудь заповедник. Ведь не может же быть,
чтобы не было у него мелкой, безобидной страстишки, которая здесь ему
только мешает, а там могла бы стать сутью его жизни. Кажется, он кошек
любит. В берлоге у него, говорят, целое стадо, и специальный человек к ним
приставлен. И он этому человеку даже платит, хотя скуп и мог бы просто
пригрозить. Но что бы он стал делать на Земле со своим чудовищным
властолюбием - непонятно!
Румата остановился перед таверной и хотел было зайти, но обнаружил,
что у него пропал кошелек. Он стоял перед входом в полной растерянности
(он никак не мог привыкнуть к таким вещам, хотя это случилось с ним не
впервые) и долго шарил по всем карманам. Всего было три мешочка, по
десятку золотых в каждом. Один получил прокуратор, отец Кин, другой
получил Вага. Третий исчез. В карманах было пусто, с левой штанины были
аккуратно срезаны все золотые бляшки, а с пояса исчез кинжал.
Тут он заметил, что неподалеку остановились двое штурмовиков, глазеют
на него и скалят зубы. Сотруднику Института было на это наплевать, но
благородный дон Румата Эсторский осатанел. На секунду он потерял контроль
над собой. Он шагнул к штурмовикам, рука его непроизвольно поднялась,
сжимаясь в кулак. Видимо, лицо его изменилось страшно, потому что
насмешники шарахнулись и с застывшими, как у паралитиков, улыбками
торопливо юркнули в таверну.
Тогда он испугался. Ему стало так страшно, как было только один раз в
жизни, когда он - в то время еще сменный пилот рейсового звездолета ощутил
первый приступ малярии. Неизвестно, откуда взялась эта болезнь, и уже
через два часа его с удивленными шутками и прибаутками вылечили, но он
навсегда запомнил потрясение, испытанное им, совершенно здоровым, никогда
не болевшим человеком, при мысли о том, что в нем что-то разладилось, что
он стал ущербным и словно бы потерял единоличную власть над своим телом.
Я же не хотел, подумал он. У меня и в мыслях этого не было. Они же
ничего особенного не делали ну, стояли, ну, скалили зубы... Очень глупо
скалили, но у меня, наверное, был ужасно нелепый вид, когда я шарил по
карманам. Ведь я их чуть не зарубил, вдруг понял он. Если бы они не
убрались, я бы их зарубил. Он вспомнил, как совсем недавно на пари
разрубил одним ударом сверху донизу чучело, одетое в двойной соанский
панцирь, и по спине у него побежали мурашки... Сейчас бы они валялись вот
здесь, как свиные туши, а я бы стоял с мечом в руке и не знал, что
делать... Вот так бог! Озверел...
Он почувствовал вдруг, что у него болят все мышцы, как после тяжелой
работы. Ну-ну, тихо, сказал он про себя. Ничего страшного. Все прошло.
Просто вспышка. Мгновенная вспышка, и все уже прошло. Я же все-таки
человек, и все животное мне не чуждо... Это просто нервы. Нервы и
напряжение последних дней... А главное - это ощущение наползающей тени.
Непонятно, чья, непонятно, откуда, но она наползает и наползает совершенно
неотвратимо...
Эта неотвратимость чувствовалась по всем. И в том, что штурмовики,
которые еще совсем недавно трусливо жались к казармам, теперь с топорами
наголо свободно разгуливают прямо посередине улиц, где раньше разрешалось
ходить только благородным донам. И в том, что исчезли из города уличные