"Братья Стругацкие. Трудно быть богом (цикл 22 век 4/6)" - читать интересную книгу автора

- Славный мальчик, - сказала она. - Угрюмый, как медвежонок. Хороший
у тебя друг.
- У меня все друзья хорошие.
- А барон Пампа?
- Откуда ты его знаешь? - удивился Румата.
- А ты больше ни про кого и не рассказываешь. Я от тебя только и
слышу - барон Пампа да барон Пампа.
- Барон Пампа - отличный товарищ.
- Как это так: барон - товарищ?
- Я хочу сказать, хороший человек. Очень добрый и веселый. И очень
любит свою жену.
- Я хочу с ним познакомиться... Или ты стесняешься меня?
- Не-ет, я не стесняюсь. Только он хоть и хороший человек, а все-таки
барон.
- А... - сказала она.
Румата отодвинул тарелку.
- Ты все-таки скажи мне, почему плакала. И прибежала одна. Разве
сейчас можно одной по улицам бегать?
- Я не могла дома. Я больше не вернусь домой. Можно, я у тебя
служанкой буду? Даром.
Румата просмеялся сквозь комок в горле.
- Отец каждый день доносы переписывает, - продолжала она с тихим
отчаянием. - А бумаги, с которых переписывает, все в крови. Ему их в
Веселой Башне дают. И зачем ты только меня читать научил? Каждый вечер,
каждый вечер... Перепишет пыточную запись - и пьет... Так страшно, так
страшно!.. "Вот, - говорит, - Кира, наш сосед-каллиграф учил людей писать.
Кто, ты думаешь, он есть? Под пыткой показал, что колдун и ируканский
шпион. Кому же, - говорит, - теперь верить? Я, - говорит, - сам у него
письму учился". А брат придет из патруля - пьяней пива, руки все в
засохшей крови... "Всех, - говорит, - вырежем до двенадцатого потомка..."
Отца допрашивает, почему, мол, грамотный... Сегодня с приятелями затащил в
дом какого-то человека... Били его, все кровью забрызгали. Он уж и кричать
перестал. Не могу я так, не вернусь, лучше убей меня!..
Румата встал возле нее, гладя по волосам. Она смотрела в одну точку
блестящими сухими глазами. Что он мог ей сказать? Поднял на руки, отнес на
диван, сел рядом и стал рассказывать про хрустальные храмы, про веселые
сады на много миль без гнилья, комаров и нечисти, про скатерть-самобранку,
про ковры-самолеты, про волшебный город Ленинград, про своих друзей -
людей гордых, веселых и добрых, про дивную страну за морями, за горами,
которая называется по-странному - Земля... Она слушала тихо и внимательно
и только крепче прижималась к нему, когда под окнами на улице - грррум,
грррум, грррум, грррум - протопывали подкованные сапоги.
Было в ней чудесное свойство: она свято и бескорыстно верила в
хорошее. Расскажи такую сказку крепостному мужику - хмыкнет с сомнением,
утрет рукавом сопли да и пойдет, ни слова не говоря, только оглядываясь на
доброго, трезвого, да только - эх, беда-то какая! - тронутого умом
благородного дона. Начни такое рассказывать дону Тамэо с доном Сэра - не
дослушают: один заснет, а другой, рыгнув, скажет: "Это, - скажет, - очень
все бла-ародно, а вот как там насчет баб?.." А дон Рэба выслушал бы до
конца внимательно, а выслушав, мигнул бы штурмовичкам, чтобы заломили