"Братья Стругацкие. Трудно быть богом (цикл 22 век 4/6)" - читать интересную книгу автора

благородному дону локти к лопаткам да выяснили бы точно, от кого
благородный дон сих опасных сказок наслушался да кому уже успел их
рассказать...
Когда она заснула, успокоившись, он поцеловал ее в спокойное спящее
лицо, накрыл зимним плащом с меховой опушкой и на цыпочках вышел,
притворив за собой противно скрипнувшую дверь. Пройдя по темному дому,
спустился в людскую и сказал, глядя поверх склонившихся в поклоне голов:
- Я взял домоправительницу. Имя ей Кира. Жить будет наверху, при мне.
Комнату, что за кабинетом, завтра же прибрать тщательно. Домоправительницу
слушаться, как меня. - Он обвел слуг глазами: не скалился ли кто. Никто не
скалился, слушали с должной почтительностью. - А если кто болтать за
воротами станет, язык вырву!
Окончив речь, он еще некоторое время постоял для внушительности,
потом повернулся и снова поднялся к себе. В гостиной, увешанной ржавым
оружием, заставленной причудливой, источенной жучками мебелью, он встал у
окна и, глядя на улицу, прислонился лбом к холодному темному стеклу.
Пробили первую стражу. В окнах напротив зажигали светильники и закрывали
ставни, чтобы не привлекать злых людей и злых духов. Было тихо, только
один раз где-то внизу ужасным голосом заорал пьяный - то ли его раздевали,
то ли ломился в чужие двери.
Самым страшным были эти вечера, тошные, одинокие, беспросветные. Мы
думали, что это будет вечный бой, яростный и победоносный. Мы считали, что
всегда будем сохранять ясные представления о добре и зле, о враге и друге.
И мы думали в общем правильно, только многого не учли. Например, этих
вечеров не представляли себе, хотя точно знали, что они будут...
Внизу загремело железо - задвигали засовы, готовясь к ночи. Кухарка
молилась святому Мике, чтобы послал какого ни на есть мужа, только был бы
человек самостоятельный и с понятием. Старый Муга зевал, обмахиваясь
большим пальцем. Слуги на кухне допивали вечернее пиво и сплетничали, а
Уно, поблескивая недобрыми глазами, говорил им по-взрослому: "Будет языки
чесать, кобели вы..."
Румата отступил от окна и прошелся по гостиной. Это безнадежно,
подумал он. Никаких сил не хватит, чтобы вырвать их из привычного круга
забот и представлений. Можно дать им все. Можно поселить их в самых
современных спектрогласовых домах и научить их ионным процедурам, и все
равно по вечерам они будут собираться на кухне, резаться в карты и ржать
над соседом, которого лупит жена. И не будет для них лучшего
времяпровождения. В этом смысле дон Кондор прав: Рэба - чушь, мелочь в
сравнении с громадой традиций, правил стадности, освященных веками,
незыблемых, проверенных, доступных любому тупице из тупиц, освобождающих
от необходимости думать и интересоваться. А дон Рэба не попадет, наверное,
даже в школьную программу. "Мелкий авантюрист в эпоху укрепления
абсолютизма".
Дон Рэба, дон Рэба! Не высокий, но и не низенький, не толстый и не
очень тощий, не слишком густоволос, но и далеко не лыс. В движениях не
резок, но и не медлителен, с лицом, которое не запоминается. Которое
похоже сразу на тысячи лиц. Вежливый, галантный с дамами, внимательный
собеседник, не блещущий, впрочем, никакими особенными мыслями...
Три года назад он вынырнул из каких-то заплесневелых подвалов
дворцовой канцелярии, мелкий, незаметный чиновник, угодливый, бледненький,