"Братья Стругацкие. Трудно быть богом (цикл 22 век 4/6)" - читать интересную книгу автора

одобрением, после чего Румата как бы случайно заметил, что историю эту
рассказал ему дон Сэра. Выражение интереса немедленно исчезло с лиц
присутствующих, ибо каждому было известно, что дон Сэра - знаменитый дурак
и враль. О доне Окане никто не говорил ни слова. Об этом либо еще не
знали, либо делали вид, что не знают.
Рассыпая любезности и пожимая ручки дамам, Румата мало-помалу
продвигался в первые ряды разряженной, надушенной, обильно потеющей толпы.
Благородное дворянство вполголоса беседовало. "Вот-вот, та самая кобыла.
Она засеклась, но будь я проклят, если не проиграл ее тем же вечером дону
Кэу..." "Что же касается бедер, благородный дон, то они необыкновенной
формы. Как это сказано у Цурэна... М-м-м... Горы пены прохладной...
М-м-м... Нет, холмы прохладной пены... В общем мощные бедра". "Тогда я
тихонько открываю окно, беру кинжал в зубы и, представьте себе, мой друг,
чувствую, что решетка подо мной прогибается...", "Я съездил ему по зубам
эфесом меча, так что эта серая собака дважды перевернулась через голову.
Вы можете полюбоваться на него, вон он стоит с таким видом, будто имеет на
это право...", "...А дон Тамэо наблевал на пол, поскользнулся и упал
головой в камин...", "...Вот монах ей и говорит: "Расскажи-ка мне,
красавица, твой сон... Га-га-га!.."
Ужасно обидно, думал Румата. Если меня сейчас убьют, эта колония
простейших будет последним, что я вижу в своей жизни. Только внезапность.
Меня спасет внезапность. Меня и Будаха. Улучить момент и внезапно напасть.
Захватить врасплох, не дать ему раскрыть рта, не дать убить меня, мне
совершенно незачем умирать.
Он пробрался к дверям опочивальни и, придерживая обеими руками мечи,
слегка согнув по этикету ноги в коленях, приблизился к королевской
постели. Королю натягивали чулки. Министр церемоний затаив дыхание
внимательно следил за ловкими руками двух камердинеров. Справа от
развороченного ложа стоял дон Рэба, неслышно беседуя с длинным костлявым
человеком в военной форме серого бархата. Это был отец Цупик, один из
вождей арканарских штурмовиков, полковник дворцовой охраны. Дон Рэба был
опытным придворным. Судя по его лицу, речь шла не более чем о статьях
кобылы или о добродетельном поведении королевской племянницы. Отец же
Цупик, как человек военный и бывший бакалейщик, лицом владеть не умел. Он
мрачнел, кусал губу, пальцы его на рукояти меча сжимались и разжимались; и
в конце концов он вдруг дернул щекой, резко повернулся и, нарушая все
правила, пошел вон из опочивальни прямо на толпу оцепеневших от такой
невоспитанности придворных. Дон Рэба, извинительно улыбаясь, поглядел ему
вслед, а Румата, проводив глазами нескладную серую фигуру, подумал: "Вот и
еще один покойник". Ему было известно о трениях между доном Рэбой и серым
руководством. История коричневого капитана Эрнста Рема готова была
повториться.
Чулки были натянуты. Камердинеры, повинуясь мелодичному приказу
министра церемоний, благоговейно, кончиками пальцев, взялись за
королевские туфли. Тут король, отпихнув камердинеров ногами, так резко
повернулся к дону Рэбе, что живот его, похожий на туго набитый мешок,
перекатился на одно колено.
- Мне надоели ваши покушения! - истерически завизжал он. - Покушения!
Покушения! Покушения!.. Ночью я хочу спать, а не сражаться с убийцами!
Почему нельзя сделать, чтобы они покушались днем? Вы дрянной министр,