"Братья Стругацкие. Трудно быть богом (цикл 22 век 4/6)" - читать интересную книгу автора

потакании вкусам низших сословий, был лишен чести и имущества, пытался
спорить, читал в кабаках теперь уже откровенно разрушительные баллады,
дважды был смертельно бит патриотическими личностями и только тогда
поддался уговорам своего большого друга и ценителя дона Руматы и уехал в
метрополию. Румата навсегда запомнил его, иссиня-бледного от пьянства, как
он стоит, вцепившись тонкими руками в ванты, на палубе уходящего корабля и
звонким, молодым голосом выкрикивает свой прощальный сонет "Как лист
увядший падает на душу". Что же касается Гура Сочинителя, то после беседы
в кабинете дона Рэбы он понял, что Арканарский принц не мог полюбить
вражеское отродье, сам бросал на Королевской площади свои книги в огонь и
теперь, сгорбленный, с мертвым лицом, стоял во время королевских выходов в
толпе придворных и по чуть заметному жесту дона Рэбы выступал вперед со
стихами ультрапатриотического содержания, вызывающими тоску и зевоту.
Артисты ставили теперь одну и ту же пьесу - "Гибель варваров, или маршал
Тоц, король Пиц Первый Арканарский". А певцы предпочитали в основном
концерты для голоса с оркестром. Оставшиеся в живых художники малевали
вывески. Впрочем, двое или трое ухитрились остаться при дворе и рисовали
портреты короля с доном Рэбой, почтительно поддерживающим его под локоть
(разнообразие не поощрялось: король изображался двадцатилетним красавцем в
латах, а дон Рэба - зрелым мужчиной со значительным лицом).
Да, Арканарский двор стал скучен. Тем не менее вельможи, благородные
доны без занятий, гвардейские офицеры и легкомысленные красавицы доны одни
из тщеславия, другие по привычке, третьи из страха - по-прежнему каждое
утро наполняли дворцовые приемные. Говоря по чести, многие вообще не
заметили никаких перемен. В концертах и состязаниях поэтов прошлых времен
они более всего ценили антракты, во время которых благородные доны
обсуждали достоинства легавых, рассказывали анекдоты. Они еще были
способны на не слишком продолжительный диспут о свойствах существ
потустороннего мира, но уж вопросы о форме планеты и о причинах эпидемий
полагали попросту неприличными. Некоторое уныние вызвало у гвардейских
офицеров исчезновение художников, среди которых были мастера изображать
обнаженную натуру...
Румата явился во дворец, слегка запоздав. Утренний прием уже начался.
В залах толпился народ, слышался раздраженный голос короля и раздавались
мелодичные команды министра церемоний, распоряжающегося одеванием его
величества. Придворные в основном обсуждали ночное происшествие. Некий
преступник с лицом ируканца проник во дворец, вооруженный стилетом, убил
часового и ворвался в опочивальню его величества, где якобы и был
обезоружен лично доном Рэбой, схвачен и по дороге в Веселую Башню разорван
в клочья обезумевшей от преданности толпой патриотов. Это было уже шестое
покушение за последний месяц, и поэтому сам факт покушения интереса почти
не вызвал. Обсуждались только детали. Румата узнал, что при виде убийцы
его величество приподнялся на ложе, заслонив собою прекрасную дону Мидару,
и произнес исторические слова: "Пшел вон, мерзавец!" Большинство охотно
верило в исторические слова, полагая, что король принял убийцу за лакея. И
все сходились во мнении, что дон Рэба, как всегда, начеку и несравненен в
рукопашной схватке. Румата в приятных выражениях согласился с этим мнением
и в ответ рассказал только что выдуманную историю о том, как на дона Рэбу
напали двенадцать разбойников, троих он уложил на месте, а остальных
обратил в бегство. История была выслушана с большим интересом и