"Аркадий и Борис Стругацкие. Сказка о Тройке - 2" - читать интересную книгу автора

бубнить, что мой Ящик - это не совсем черный ящик, а точнее - совсем не
ящик. Мне хотелось разъяснить, рассеять недоразумение. Комендант тоже бубнил
что-то убедительное, но Хлебовводов, погрозив ему кулаком, уже возвращался
на свое место.
- Ящик, Лавр Федотович, черный, - с торжеством доложил он. - Ошибки
никакой быть не может, сам смотрел. И заявка имеется, и представитель
присутствует.
- Это не тот ящик! - хором проныли мы с комендантом, но Лавр Федотович,
тщательно изучив нас в бинокль, обнаружил, по-видимому, в обоих какие-то
несообразности и, сославшись на мнение народа, предложил приступить к
немедленной утилизации. Возражений не последовало, все ответственные лица
согласно кивали.
- Заявку! - воззвал Лавр Федотович.
Моя заявка легла перед ним на зеленое сукно.
- Резолюция!!
На заявку пала резолюция.
- Печать!!!
С лязгом распахнулась дверь сейфа, пахнуло затхлой канцелярией, и перед
Лавром Федотовичем засверкала медью Большая Круглая Печать.
И тогда я понял, что сейчас произойдет. Все во мне умерло.
- Не надо! - просипел я. - Помогите!
Лавр Федотович взял Печать обеими руками и занес над заявкой.
Собравшись с силами, я вскочил на ноги.
- Это не тот ящик! - завопил я в полный голос. - Да что же это... Эдик!
- Одну минуту, - сказал Эдик. - Остановитесь, пожалуйста, и выслушайте
меня.
Лавр Федотович задержал неумолимое движение.
- Посторонний? - осведомился он.
- Никак нет, - тяжело дыша, сказал комендант. - Представитель. Снизу.
- Тогда можно не удалять, - произнес Лавр Федотович и возобновил было
процесс приложения Большой Круглой Печати, но тут оказалось, что возникло
затруднение. Что-то мешало Печати приложиться. Лавр Федотович сначала просто
давил на нее, потом встал и навалился всем телом, но приложение все-таки не
происходило - между бумагой и Печатью оставался зазор, и величина его явно
не зависела от усилий товарища Вунюкова. Можно было подумать, что зазор этот
заполнен каким-то невидимым, но чрезвычайно упругим веществом,
препятствующим приложению. Лавр Федотович, видимо, осознал тщету своих
стараний, сел, положил руки на подлокотники и строго, хотя и без всякого
удивления, посмотрел на Печать. Печать неподвижно висела сантиметрах в
двадцати над моей заявкой.
Казнь откладывалась, и я снова начал воспринимать окружающее. Эдик
что-то горячо и красиво говорил о разуме, об экономической реформе, о добре,
о роли интеллигенции и о государственной мудрости присутствующих... Он
держал Печать, милый друг мой, спасал меня, дурака и слюнтяя, от беды,
которую я сам накачал себе на голову... Присутствующие слушали его
внимательно, но с неудовольствием, а Хлебовводов ерзал и поглядывал на часы.
Надо было что-то делать... Надо было немедленно что-то предпринимать.
- ...И в седьмых, наконец, - рассудительно говорил Эдик, - любому
специалисту, а тем более такой авторитетной организации, должно быть ясно,
товарищи, что так называемый Черный Ящик есть не более как термин теории