"Аркадий и Борис Стругацкие. Обитаемый остров (окончательный вариант 1992 г)" - читать интересную книгу автора

Не будем даже производить его пока в действительные рядовые. Он хороший
боец, но он еще молокосос, деревня... Мы займемся его воспитанием...
Внимание! - заорал он вдруг. - Капрал Гаал, вывести арестованных! Рядовой
Панди и кандидат Сим, забрать мою картину и все, что здесь есть бумажного!
Отнести ко мне в машину!
Он повернулся и вышел из комнаты. Гай укоризненно посмотрел на Максима,
но ничего не сказал. Гвардейцы поднимали задержанных, пинками и тычками
ставили их на ноги и вели к двери. Задержанные не сопротивлялись. Они были
как ватные, они шатались, у них подгибались ноги. Грузный человек,
стрелявший в коридоре, громко постанывал и ругался шепотом. Женщина
беззвучно шевелила губами. У нее странно светились глаза.
- Эй, Мак, - сказал Панди, - возьми вон одеяло с кровати, заверни в
него книжки, а если не хватит - возьми еще и простыню. Как сложишь - тащи
все вниз, а я картину понесу... Да не забудь автомат, дурья голова! Ты
думаешь, чего на тебя господин ротмистр взъелся? Автомат ты бросил. Разве
можно оружие бросать? Да еще в бою... Эх, деревня...
- Прекрати разговоры, Панди, - сердито сказал Гай, - бери картину и
иди.
В дверях он обернулся к Максиму, постучал себя пальцем по лбу и
скрылся. Было слышно, как Панди, спускаясь по ступенькам, во все горло
распевает "Уймись, мамаша". Максим вздохнул, положил автомат на стол и
подошел к груде книг, сваленных на кровать и на пол. Его вдруг осенило, что
он здесь нигде еще не видел такого количества книг, разве что в библиотеке.
В книжных лавках книг было, конечно, тоже больше, но только по количеству, а
не по названиям.
Книги были старые, с пожелтевшими страницами. Некоторые немного
обгорели, а некоторые, к удивлению Максима, оказались ощутимо
радиоактивными. Не было времени как следует рассмотреть их. Максим торопливо
складывал аккуратные пачки на расстеленное одеяло и читал только заголовки.
Да, здесь не было "Колицу Фельша, или Безумно храбрый бригадир, совершающий
подвиги в тылу врага", не было романа "Любовь и преданность чародея", не
было пухлой поэмы "Пылающее сердце женщины" и популярной брошюры "Задачи
социальной гигиены". Здесь Максим увидел толстые тома серьезных сочинений:
"Теория эволюции", "Проблемы рабочего движения", "Финансовая политика и
экономически здоровое государство", "Голод: стимул или препятствие?"...
какие-то "Критики", "Курсы", "Основания" в сопровождении терминов, которых
Максим не знал. Здесь были сборники средневековой хонтийской поэзии, сказки
и баллады неизвестных Максиму народов, четырехтомное собрание сочинений
некоего Т.Куура и много беллетристики: "Буря и трава", "Человек, который был
Мировым Светом", "Острова без лазури"... и еще много книг на незнакомых
языках, и опять книги по математике, физике, биологии, и снова
беллетристика...
Максим упаковал два узла и несколько секунд постоял, оглядывая комнату.
Пустые перекошенные стеллажи, темные пятна - там, где были картины, сами
картины, выдранные из рам, затоптанные... и никаких следов зубоврачебной
техники... Он взял узлы и направился к двери, но потом вспомнил и вернулся
за автоматом. На столе под стеклом лежали две фотографии. На одной - та
самая прозрачная женщина, и на коленях у нее мальчик лет четырех с изумленно
раскрытым ртом, а женщина - молодая, удовлетворенная, гордая... На второй
фотографии - красивая местность в горах, темные купы деревьев, старинная