"Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Неназначенные встречи (сборник)" - читать интересную книгу автора

наши шинели. Тогда Коля аккуратно плеснул из своей фляги немного ледниковой
воды за шиворот блаженно всхрапывающего лентяя. И тихое безмятежное утро
огласилось...
Словом, через полчаса мы, в ватниках, навьюченные рюкзаками, с лыжными
палками в руках, стояли, готовые к подъему, а майор Перышкин давал шоферу
Мише последние указания:
- От машины - ни шагу! Спать захочешь - спи на сиденье. А лучше всего
сиди и читай. Карабин не трогай. Ясно?
- Так точно, товарищ майор, ясно! - ответствовал Миша.
И наше восхождение началось.
Сначала подъем был сравнительно пологим. Мы шли гуськом по краю
глубокого оврага - должно быть, трещины в многометровой толще лавы, - на дне
которого густо росла исполинская крапива и протекал, весело журча, ручей
снеговой воды. Первые несколько километров мы чувствовали себя сильными,
бодрыми, уверенными и даже разговаривали.
Прошло два часа, и мы перестали разговаривать. Подъем стал значительно
круче. Впереди перед нашими глазами чуть ли не в зенит упирался красно-бурый
склон конуса Адаирской сопки. Никогда я не думал, что альпинизм окажется
таким трудным делом. Нет, мы не карабкались по ледяным скалам, не тянули
друг друга на веревках, ежесекундно рискуя сорваться с километровой высоты.
Нет. Но приходилось ли вам взбираться на огромную кучу зерна? Вот на что
больше всего походило наше восхождение. Щебень - и мелкий, как песок, и
крупный, как булыжник, - осыпался под ногами. Через каждые два шага мы
сползали на полтора шага назад. Громадные потрескавшиеся глыбы лавы,
тронутые осыпью, начинали угрожающе раскачиваться и сползать. Одна из таких
глыб, величиной с хороший семейный комод, более округлая, чем другие, вдруг
сорвалась с места, прокатилась мимо бросившегося в сторону Гинзбурга и
понеслась, высоко подскакивая, куда-то вниз, увлекая за собой целые тучи
камней поменьше. Подул ледяной ветер, запахло - сначала слабо, затем все
сильнее и сильнее - тухлыми яйцами.
- Вулканические пары, черт бы их взял! - чихая, пояснил майор Перышкин
и тут же успокоил нас: - Ничего, здесь еще терпимо, а вот что наверху
будет!..
Около двенадцати Перышкин объявил большой привал. Мы выбрались на
обширное снеговое поле и расселись на камнях, выступающих из-под
обледеневшей снежной корки. Я взглянул вверх. Глыбы застывшей лавы,
окружавшие кратер, казались такими же далекими, как и снизу, от машины. Зато
внизу открывалось великолепное зрелище. Воздух был чист и прозрачен, мы
видели не только все лавовое поле, плоскогорье и пестрое пятнышко нашего
городка, но и ряды сопок, темные дымы над бухтой Павлопетровска и за ними -
серо-стальной, мутно отсвечивающий на солнце океан.
Мы все очень устали, даже майор Перышкин. Все, кроме Строкулева. Во
время подъема он резво лез впереди, останавливался, поджидая нас, и однажды
даже суконно-жестяным голосом запел дурацкую песенку. Песенный репертуар
Строкулева был известен всей бригаде, и душа радовалась при мысли, что
Адаирская сопка представляет собой такое дикое и пустынное место.
На привале мы молчали, грызли сухари и выпили немного воды. Строкулев
ползал вокруг и щелкал фотоаппаратом. Перышкин громко сосал кубик рафинада.
Коля критически рассматривал подошвы своих сапог, время от времени меряя
взглядом расстояние до вершины сопки...