"Мэри Стюарт. Лунные прядильщицы " - читать интересную книгу автора

Возможно, это была самая глупая вещь, которую я могла сделать. Он
прыгнул на меня, схватил, потянул к себе и прижал. Свободной рукой закрыл
рот. Задыхаясь, что-то говорил, ругался и угрожал, но в панике я ничего не
могла разобрать. Словно в ночном кошмаре, я отбивалась и защищалась,
кажется, била его ногами и оцарапала руки до крови. Застучали и загремели
камни, зазвенел упавший нож. На секунду я освободила рот и снова попыталась
пронзительно завопить. Получилось похоже на слабый хрип, едва слышный. Но
все равно, никто помочь не может...
Как ни странно, помощь пришла.
Сзади на пустом склоне мужской голос грубо крикнул на греческом языке.
Я не расслышала, что именно, но нападающий среагировал немедленно - замер
на месте. Но все еще держал меня, а рука снова сильно зажала мне рот.
Повернул голову и крикнул низким деловым голосом: "Это девушка, иностранка.
Шпионит. Думаю, англичанка". Никакого шума шагов за спиной. Я попыталась
извернуться под рукой и увидеть, кто меня спас, но грек держал крепко, да
еще и рявкнул: "Спокойно, и перестань шуметь!"
Голос снова раздался, явно из отдаления. "Девушка? Англичанка? -
Странная пауза. - Умоляю, отпусти ее и приведи сюда. Ты рехнулся?"
Грек поколебался, затем сказал угрюмо на сносном английском, но с
сильным акцентом: "Пойдем со мной. И не визжи. Издашь еще хоть звук, убью.
Точно. Не люблю женщин".
Мне удалось кивнуть. Он убрал руку с моего рта и ослабил хватку, но не
отпустил. Теперь он только держал меня за руку. Поднял нож и двинулся к
скалам. Я повернулась. Никого не видно. "Внутри", - сказал грек и резко
повернул голову к хижине.
Избушка была грязная. Когда грек толкнул меня вперед на затоптанную
грязь, с пола, жужжа, взвились мухи. Дверной проем зиял черно и
неприветливо. Сначала я ничего не видела. По сравнению с ярким светом за
спиной, внутренность хижины казалась совершенно темной, но затем грек
толкнул меня дальше, и в потоке света от двери я смогла совершенно
отчетливо все разглядеть.
В дальнем углу, в стороне от двери, лежал мужчина. Его грубую кровать
соорудили из какой-то растительности, возможно, папоротника или сухого
кустарника. А вообще пусто. Никакой мебели, только грубые куски бревен в
другом углу, вероятно, части примитивного пресса для выработки сыра. Пол из
утоптанной земли, местами таким тонким слоем, что проглядывает скала.
Овечий помет высох и довольно безобиден, но все пропахло болезнью.
Когда грек толкнул меня внутрь, мужчина на кровати поднял голову, и
глаза его сощурились на свет. Это легкое движение он проделал с трудом.
Болен, очень болен. Чтобы убедиться в этом, совсем не нужно видеть его
одежду, окостеневшую от засохшей крови на левой руке и плече. Бледное лицо,
заросшее двухдневной щетиной, с запавшими щеками. Кожа вокруг подозрительно
ярко блестящих глаз посинела от боли и горячки. На лбу кожа содрана и
кровоточит. Волосы слиплись от крови и грязного хлама, на котором он лежит.
А так он молод, темноволос и голубоглаз, как многие критяне, и если бы
его помыть, побрить и вылечить, он оказался бы довольно красивым. Четкие
нос и рот, крупные, умелые руки и, надо полагать, немало физической силы.
Темно-серые брюки и рубашка, которая некогда была белой. И то, и другое
грязное и изодранное. Единственное одеяло - сильно истрепанная ветровка и
какая-то старая "штука" цвета хаки, которая, похоже, принадлежит напавшему