"Теодор Старджон. Образ мышления" - читать интересную книгу автора

Через несколько минут мы остановились перед неприметной дверью, почти
не бросавшейся в глаза благодаря соседству двух магазинных витрин, и по
узенькой лестнице поднялись на третий этаж. Милтон поднял руку к кнопке
звонка, но сразу же опустил, так и не позвонив. К двери квартиры была
приколота записка, гласившая:
"Ушел за лекарством. Входите".
Записка была не подписана. Милтон неопределенно хмыкнул, повернул
ручку, и мы вошли.
Первым, что я почувствовал, был запах. Он был не особенно силен, но
любой человек, которому когда-либо приходилось копать траншею на том самом
месте, где на прошлой неделе была захоронена целая гора трупов, сразу бы
его узнал. Такие вещи не забываются.
- Это некроз, черт бы его побрал! - пробормотал Милтон. - Ты пока
присядь, я скоро вернусь.
И с этими словами он направился в дальнюю комнату, еще с порога
бросив кому-то жизнерадостное:
"Салют, Гэл!.."
В ответ послышалось неразборчивое, но радостное бормотание, услышав
которое я почувствовал, как у меня ком встал в горле. Этот голос казался
настолько усталым и измученным, что он просто не имел права звучать так
приветливо.
Некоторое время я сидел, прилежно рассматривая рисунок на обоях и изо
всех сил стараясь не слышать доносившихся из спальни характерно
докторских, бессмысленно-бодрых междометий и ответного
мучительно-радостного мычания. Обои в гостиной были совершенно кошмарными.
Помнится, в одном ночном клубе я видел номер Реджинальда Гардинера,
который переводил на язык музыки самые разные образцы обойных рисунков.
Сейчас я прибег к его методу, и у меня получилось, что обои в этой
квартирке должны звучать примерно так: "Тело плачет, уэк-уэк-уэк... Тело
плачет, уэк-уэк-уэк..." Мелодия была очень тихая, как бы полустертая,
причем последний слог напоминал по звучанию сдавленную отрыжку.
Я как раз добрался до особенно любопытного стыка в обоях, где они
поменяли свою мелодию на противоположную и затянули "Уэк-уэк-уэк; плачет
тело...", когда входная дверь отворилась, и я от неожиданности вскочил,
чувствуя себя совсем как человек, которого застали там, где ему совершенно
не полагается находиться, и который не может достаточно коротко и внятно
объяснить свое присутствие.
Вошедший - высокий, легко и неслышно ступавший мужчина со спокойным
лицом и прищуренными зеленоватыми глазами - успел сделать целых два шага,
прежде чем заметил меня. Тогда он остановился - опять же не резко, а очень
плавно и мягко, словно его организм был снабжен невидимыми рессорами и
амортизаторами - и спросил:
- Кто вы такой?
- Черт меня побери!.. - вырвалось у меня. - Да ведь это Келли!
Он взглянул на меня пристальнее, и на его лице появилось точно такое
же выражение, какое я видел уже много, много раз, когда во время наших
вылазок в бары мы вместе сражались с "однорукими бандитами", и Келли
напряженно всматривался в маленькие квадратные окошечки. В какое-то
мгновение я почти услышал щелчки рычагов и увидел вращающиеся барабаны:
лимон.., вишенка.., вишенка... Щелк!.. Танкер, прошедшие годы. Щелк!..