"Теодор Старджон. Нерасторжимая связь" - читать интересную книгу автора

ждал, когда в него уберут виниловый диск, оставшийся на "вертушке".
Муленберг выключил усилитель. И вдруг сообразил, что почти разрушил
этим созданное незнакомкой очарование. Поэтому он лишь взглянул на обложку
пластинки; не тронув ее, погасил свет и пошел спать, сказав себе:
"Ты встретишься с незнакомкой завтра". Мелькнула мысль о том, что он
ни разу к ней не прикоснулся - даже за руку не взял. Если бы завтра ему
перед свиданием завязали глаза и заткнули уши, он бы ее просто не узнал.
Вскоре нечто, покоившееся в сокровенных глубинах его души,
перевернулось на другой бок и томно вздохнуло. А затем осведомилось у
Муленберга: "Ты отдаешь себе отчет в том, что за весь вечер тебе ни разу
не пришло в голову: "А вдруг это Она, Та Самая?". Ни разу. А ведь все
прошло как по маслу".
Засыпая, он вспомнил, что не спросил даже, как зовут незнакомку.
Проснулся он посвежевшим, взглянул на будильник и изумился. Было
восемь утра, и если учесть происшедшее ночью в лаборатории, выпитое у Руди
и дома, да еще то, что спать Муленберг лег с рассветом, он чувствовал себя
великолепно. Он быстро оделся и пошел на работу раньше обычного.
Телефон в лаборатории уже звонил. Муленберг попросил коронера
приехать поскорее и взять с собой Регалио.
Объяснить им случившееся оказалось нетрудно - помогли закопченные
стены покойницкой. Потом часок поговорили о причинах поджога, по
безрезультатно. Поскольку Муленберг работал бок о бок с полицией, дело
решили замять, надеясь, что ни родственники погибших, ни владелец
какого-нибудь цирка, где могли работать близнецы, не объявятся. Так что
лучше держать язык за зубами. Ведь мертвых уже ничто не воскресит.
Когда Регалио и коронер ушли, Муленберг позвонил в газету. Оказалось,
Баджи на работу не приходила и не звонила. По мнению дежурной, она могла
заняться чем-то, ее заинтересовавшим, самостоятельно.
День пролетел незаметно. Муленберг привел в порядок покойницкую,
поработал над своей диссертацией. Но безрезультатно позвонив в редакцию
четвертый раз (было уже пять вечера), он забеспокоился. Попробовал
связаться с Баджи по домашнему телефону, но ему сказали, что она ушла па
работу с утра пораньше.
Тогда Муленберг вернулся домой, принял душ, переоделся, нашел в
справочнике адрес бара "У Шэнка" и отправился туда на такси. Приехал
задолго до срока - было только четверть восьмого.
Заведение "У Шэнка" оказалось старомодным баром в угловом здании -
зеркальные стекла, засиженные мухами панели. Сев за столик, посетитель
видел перекресток за окнами, и наоборот - с улицы были хорошо видны
столики. Если примоститься у самых окон, попадешь в яркий свет фонарей на
улице. Зато в глубине зала всегда царил полумрак. Рассеивал его только
призрачный синий и зеленый свет неоновых реклам пива, развешанных по
стенам.
Войдя в бар, Муленберг бросил взгляд на часы и остался недоволен.
Внезапно он понял, что весь день придумывал себе заботы лишь для того,
чтобы отогнать мысли о Баджи, о том, куда она могла запропаститься. И вот
результат: делать ему больше нечего, приходится сидеть, ждать и
беспокоиться.
Он выбрал столик на границе темной и светлой половинами бара, заказал
пиво и призадумался: