"Теодор Старджон. Нерасторжимая связь" - читать интересную книгу автора

Какое-то время он стоял не шевелясь, только желваками поигрывал.
Наконец медленно шагнул прочь от омерзительной кучи и что было сил швырнул
щипцы в угол. Затем вернулся в лабораторию, снял телефонную трубку и
набрал номер:
- Это "скорая"?.. Привет, Сью. Регалио здесь? Муленберг беспокоит.
Спасибо... Здорово, док. Лучше сядь, а то упадешь. Сел? Тогда слушай.
Только что меня лишили сиамских близнецов. Их больше нет... Заткнись, и
все поймешь! Я сидел в лаборатории, разговаривал с журналисткой, как вдруг
услышал дьявольский вопль. Мы выбежали на улицу, но ничего не нашли. Я
простился с журналисткой и вернулся в лабораторию. Меня не было минут
пятнадцать-двадцать. За это время сюда кто-то проник, положил оба трупа на
один стол, распорол им животы и нафаршировал смесью оксида железа и
гранулированного алюминия - этого добра тут полно, добавил немного
магниевой фольги и поджег. В общем, сделал из жмуриков термитные бомбы...
Нет, черт возьми, конечно, от них ничего не осталось. Они минут десять
жарились при трех тысячах градусов... Проспись, Регалио. Не знаю я, кто
это сделал, и даже думать не хочу. Я устал как собака. Увидимся завтра, с
утра... Какой смысл посылать сюда людей? Это же не поджог - хотели просто
уничтожить трупы и выбрали очень надежный способ... Коронер? Я не знаю,
что ему сказать. Пойду выпью и завалюсь спать... Просто хотел ввести в
курс дела тебя. С журналистами лучше помалкивай. Ту репортершу, что была
здесь, я беру на себя. На кой черт нам огласка, заголовки вроде:
"В лаборатории медэксперта при таинственных обстоятельствах сгорели
два трупа жертв умышленного убийства". И это всего в квартале от
полицейского участка... Водитель пускай тоже держит язык за зубами. Ладно,
Регалио. Я хотел поставить тебя в известность... Мне тоже очень досадно.
Рождения очередной такой же парочки придется ждать лет двести.
Повесив трубку, Муленберг вздохнул и вернулся в покойницкую. Выключил
вентилятор и свет, запер дверь, вымыл руки в раковине лаборатории и ушел.
До его квартиры было одиннадцать кварталов - неблизко, если учесть,
что Муленберг не жаловал прогулки на свежем воздухе. Впрочем, и не так
далеко, чтобы нанимать такси. Добравшись до седьмого квартала, он ощутил
сильнейшую жажду и ужасную усталость - у него словно все батарейки сели.
Будто магнитом потянуло его в мексиканский бар "У Руди", где музыкальный
автомат играл Иму Су мак и Вилла-Лобос.
- Привет, амиго, - сказал Руди. - Сегодня ты что-то невесел.
Муленберг устало сел за стойку.
- Дай-ка мне уна сухая текила, а вишенку можешь оставить себе, -
попросил он на ужасной смеси испанского с английским и добавил:
- А чего веселиться... - Но вдруг замер, выпучив глаза, и прошептал:
- Руди, поди-ка сюда.
Бармен отложил, недорезав, лимон и подошел к Муленбергу.
- Не стану указывать пальцем, но кто она такая?
Руди взглянул на незнакомку и восторженно сказал:
"Ке чучин".
Муленберг вспомнил, что "чучин" точно на английский не переводится, а
означает приблизительно "куколка". Он покачал головой и поднял ладонь. -
Нет, так не пойдет. Куда ты лезешь со своим испанским? Скажи
по-человечески.
Тогда Руди лишь пожал плечами.