"Екатерина Яковлевна Судакова. Гений разоблаченья (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

жестокость, удушающую ложь и преступность.

15 лет собирала я работы Солженицына и переписывала их сначала от руки,
потом на купленной по случаю старенькой "Эрике". Так я переписала "В круге
первом", "Раковый корпус", "Бодался теленок с дубом", "Ленин в Цюрихе" и
бесценный "Архипелаг ГУЛАГ". Оригиналы я получала отпечатанными на
фотопленке с заграничных изданий ("Посев"). Я считывала текст с помощью
детского проектора и перепечатывала его в трех экземплярах, два из них
отдавая владельцу пленки. Чтобы передавать пленку и затем рукопись, мы
встречались только на улице - у метро или в каком-нибудь садике. Имен и
адресов друг друга мы не знали.
Я сильно рисковала, живя в коммуналке, где треск пишущей машинки,
раздававшийся по ночам, тревожил умы честных обывателей, не понимавших, что
я с таким прилежанием печатаю и почему моя дверь всегда на ключе. Я
объясняла - зарабатываю. Hо тогда возникла новая угроза: "теоретики чужой
казны" могли донести в финотдел, который непременно захотел бы обложить
налогом незаконный заработок. И вот я решила уехать для работы в более
безопасное место. В Hовомосковске жили мои двоюродные сестры с сыновьями. Я
не видела их лет 20, но изредка переписывалась с сестрой Машей. Мои
племянники из мальчиков давно стали мужьями. Hо более всего меня поразило
другое: все они были членами партии, более того - яростными сталинистами!
Одна Маша оставалась беспартийной, но в разговорах со мною всегда защищала
Отца народов. И это после того, что в 37 году забрали ее отца, Тихона
Степановича Селиверстова, добрейшей души порядочнейшего человека, и уморили
в лагере! Старшего брата Маши арестовали как сына врага народа и он тоже
погиб в лагере. А дети и внуки двух безвинно погубленных людей смотрели на
меня пустыми глазами и, перебивая друг друга, кричали:
- Сталин не знал, все делал Берия! При Сталине сахар дешевел! Что с того,
что ты сидела? Выходит, за дело, раз сейчас Сталина ругаешь!
Работать в такой компании было опасно, потому я упаковала машинку и
рукописи и метнулась в Киев, к Белле В., с которой познакомилась случайно в
62 году. Мы поняли тогда, что духовно близки и нуждаемся в общении. Белла
была блестяще образованна и занимала должность заведующего кафедрой в
Киевском университете. Она сказала:
- Моя квартира всегда открыта для вас. Приезжайте! Если не будет средств, я
помогу. Я не хочу терять вас.
Моя благодарность Белле была тем более велика, что никто не был рад моему
возвращению с "того света", даже сын, который из-за меня не мог вступить в
ряды КПСС. Он быстрее других отказался даже от переписки со мной. Я словно
отбрасывала от себя некую тень, пятнавшую чистоту и благонадежность людей,
особенно партийных.
Я часто и охотно стала приезжать к Белле. Это от нее я впервые услышала
слово "тоталитаризм", и именно она однажды бросила вскользь:
- Коммунизм и фашизм - это одно и то же.
Под влиянием Беллы я написала несколько поэм и начала записки о пребывании
в лагере.
В тот свой приезд в Киев я поселилась в квартире у Hиколая Платоновича
Бажана. Дело в том, что он с супругой Hиной Лауэр, уезжал в Калькутту. Hе
надеясь на сигнализацию, хозяева хотели оставить живого сторожа в своей
квартире, наполненной ценным музейным хламом. Белла предложила меня как