"Павел Судоплатов. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы." - читать интересную книгу автора

должен был так поступить, чтобы избавиться от беспокойства за ее судьбу и
чувствовать себя в безопасности. Эмма тут же заверила меня, что уедет в Берн
незамедлительно. Я информировал ее о положении дел в украинских эмигрантских
кругах и о той значительной поддержке, которую они получали от Германии.
Особенно любопытной показалась ей информация, касавшаяся раздоров внутри
украинской организации: я рассказал Эмме о своей предполагавшейся поездке с
Коновальцем в Вену и убедительно просил ее не появляться там в качестве
курьера возле Шенбруннского дворца -- места предполагавшейся встречи.
Во время нашего пребывания в Париже Коновалец пригласил меня посетить
вместе с ним могилу Петлюры, после разгрома частями Красной Армии бежавшего
в столицу Франции, где в 1926 году он и был убит. Коновалец боготворил этого
человека, называя его "нашим знаменем и самым любимым вождем". Он говорил,
что память о Петлюре должна быть сохранена. Мне было приятно, что Коновалец
берет меня с собой, но одна мысль не давала покоя: на могилу во время
посещения положено класть цветы. Между тем мой кошелек был пуст, а
напоминать о таких мелочах Коновальцу я не считал для себя возможным. Это
было бы просто бестактно по отношению к человеку, занимавшему сталь высокое
положение, хотя, по существу, заботиться о цветах в данном случае надлежало
ему, а не мне. Что делать? Всю дорогу до кладбища меня продолжала терзать
эта мысль.
Мы прошли через все кладбище и остановились перед скромным надгробием
на могиле Петлюры. Коновалец перекрестился -- я последовал его примеру.
Некоторое время мы стояли молча, затем я вытащил из кармана носовой платок и
завернул в него горсть земли с могилы.
-- Что ты делаешь?! -- воскликнул Коновалец.
-- Эту землю с могилы Петлюры отвезу на Украину,-- ответил я, -- мы в
его память посадим дерево и будем за ним ухаживать.
Коновалец был в восторге. Он обнял меня, поцеловал и горячо похвалил за
прекрасную идею. В результате наша дружба и его доверие ко мне еще более
укрепились.
Коновалец рассказал мне, что один из его помощников, Грибивский,
подозревается в сотрудничестве с чехословацкой контрразведкой, и попросил,
чтобы я встретился с ним и попытался его прощупать. После убийства в Варшаве
генерала Перацкого украинскими националистами чехи оперативно, за один день,
захватили все явки украинской организации в Праге и забрали многие досье,
находившиеся в ведении Грибивского. Эту историю я уже знал. Мой близкий друг
и коллега Каминский, бывший за два года до меня в Германии в качестве
нелегала, пытался завербовать Грибивского, якобы от имени словацкой полиции,
для работы осведомителем, хотя на самом деле речь шла о работе на нас.
Грибивский, со своей стороны, предполагал захватить Каминского во время
назначенной встречи, но тот, увидев слежку, избежал ловушки, вовремя успев
вскочить в проходивший трамвай. Коновалец совершенно правильно подозревал,
что Каминский является вовсе не словацким, а советским агентом, и я, зная
это, решительно возражал против моей встречи с Грибивским, заявив, что его,
возможно, контролируют большевики (в конце концов он мог специально сделать
вид, что не сумел захватить Каминского), а поэтому контакты с ним могут
засветить меня и привести к провалу моей миссии здесь.
После нашего приезда в Вену я отправился на заранее определенное место
встречи, где застал моего куратора и наставника по работе в Москве Зубова.
Это был опытный разведчик, и я всегда стремился получить от него как можно