"Павел Судоплатов. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы." - читать интересную книгу автора

разведке. О результатах работы было доложено Сталину и Косиору, секретарю ЦК
Коммунистической партии Украины, а также Петровскому, председателю
Верховного Совета республики. В кабинете Слуцкого, где я докладывал в
деталях о своей поездке, меня представили двум людям: один из них был
Серебрянский, начальник Особой группы при наркоме внутренних дел --
самостоятельного и в то время мне неизвестного Центра закордонной разведки
органов безопасности, -- а другой, по-моему, Васильев, сотрудник
секретариата Сталина. Ни того, ни другого я прежде не знал.
Позднее меня наградили орденом Красного Знамени, который вручил мне
глава государства М. И. Калинин. Вместе со мной в Кремле орден Красного
Знамени получил и выдающийся нелегал советской разведки Зарубин, только что
возвратившийся из поездки в Западную Европу, почти в то же самое время, что
и я. Мы встретились с ним тогда в первый раз. Позднее мы сблизились, и эта
дружба продолжалась всю жизнь, хотя он был значительно старше меня.
Во время дружеского ужина в честь Зарубина и меня на квартире Слуцкого
мне пришлось выпить -- второй раз в жизни -- стопку водки. Впервые это
случилось в Одессе, когда мне было пятнадцать лет. Хотя я и был физически
здоровым человеком, врачи определили, что мне противопоказаны алкогольные
напитки крепостью выше двенадцати градусов. Однако Слуцкий и Шпигельглаз
приказали принять "норму" за боевой орден, и на следующий день я лежал
пластом. Реакция организма была ужасной: нестерпимая головная боль и рвота.
Весь 1937 и часть 1938 года я неоднократно выезжал на Запад в качестве
курьера. Крышей для меня служила должность радиста на грузовом судне.
Встретившись с Коновальцем, я ужаснулся, услышав, что ОУН передала немцам
дезинформацию о том, что ряд командиров Красной Армии из числа украинцев --
Федько, Дубовой и др. (позднее все они были ликвидированы Сталиным) --
выражали свои симпатии делу украинских националистов. Люди Коновальца
выдумывали подобные истории, чтобы произвести впечатление на немцев и
получить от них как можно больше денег. Позднее мне довелось прочесть в
украинской эмигрантской прессе, что такие красные командиры, как Дубовой,
Федько и ряд других, делили якобы свою лояльность между советской властью и
украинским национализмом. Коновалец решился сообщить мне об этом, поскольку
знал, что как организатор украинского подполья я смогу узнать правду.
Когда в 1937 году я сообщил об этом Шпигельглазу, он высказал
предположение, что контакты Дубового и других командиров с украинскими
националистами и немцами не были невозможными. Думаю, что Шпигельглаз просто
хотел прикрыть меня на случай, если бы я передал эту неприятную для нашего
руководства информацию -- ведь судьба этих командиров уже была предрешена.
В ноябре 1937 года, после празднования двадцатилетия Октябрьской
революции, я был вызван вместе со Слуцким к Ежову, тогдашнему наркому
внутренних дел. Я встретился с ним впервые, и меня буквально поразила его
неказистая внешность. Вопросы, которые он задавал, касались самых
элементарных для любого разведчика вещей и звучали некомпетентно.
Чувствовалось, что он не знает самих основ работы с источниками информации.
Более того, похоже, что его вообще не интересовали раздоры внутри
организации украинских эмигрантов. Между тем Ежов был и народным комиссаром
внутренних дел, и секретарем Центрального комитета партии. Я искренне
считал, что просто не в состоянии оценить те интеллектуальные качества,
которые позволили этому человеку занять столь высокие посты. Хотя к этому
времени я и был уже весьма опытным профессионалом в разведслужбе, но в том,