"Татьяна Львовна Сухотина-Толстая. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

Помню, раз прихожу к ней и вижу, что в углу лежит любимая папашина
черно-пегая борзая Милка. Она почти вся покрыта новым стеганым халатом
Агафьи Михайловны, который мама незадолго до этого сама выстегала для нее.
Милка, точно понимая, что она удостоена слишком большой чести, вытягивает
ко мне свою длинную узкую морду и смотрит на меня с несколько сконфуженным
выражением в прекрасных черных глазах. В том месте под халатом, где должен
находиться хвост, новый халат колышется. От этого движения он с нее
немного соскальзывает, и я вижу под Милкой множество слепых толстеньких
Щенят. Некоторые из них ее сосут, некоторые спят, а некоторые, тыкаясь
слепыми мордочками в солому, копошатся около нее. Милка поворачивает к ним
морду и озабоченно оглядывает свое семейство.
Мне жалко трудов мама. Я видела, как она часами, нагибаясь над столом и
вглядываясь своими близорукими глазами в работу, стегала халат. И вдруг он
теперь на собаке! Но мама к этому привыкла. Это случается не в первый раз.
Сколько юбок, кофт, халатов было пожертвовано собакам. А сама Агафья
Михайловна одета в такую рваную кофту, с таким изношенным верхом, что от
него почти ничего не осталось и видна только стеганая вата, торчащая всюду
клоками. Грудь и шея у Агафьи Михайловны открыты. Шея длинная, жилистая.
Грудь темная, как пергамент, и засыпана табачным порошком, который она
нюхает. Густые седые волосы растрепаны, и из-под нависших седых бровей
смотрят умные, проницательные глаза.
- Да что вы, графинюшка, - говорит она мне на выраженное мною сожаление
о халате. - Что же, халат дороже живого божьего создания, что ли?
Я не могу с ней не согласиться и не возражаю. Но я решаю скрыть от мама
судьбу ее работы.
Агафья Михайловна ходила не за одними собаками.
Она прекрасно умела ходить за больными, и когда у нас в доме кто-нибудь
захварывал, то обыкновенно посылали за Агафьей Михайловной. Спокойно и
терпеливо она целые ночи просиживала у кровати больного, ловко и охотно
ухаживая за ним. Между прочими больными она ухаживала за нашим управляющим
Алексеем Степановичем, бывшим камердинером папа, когда он умирал в
яснополянском флигеле. Много дней и недель подряд просидела она у его
изголовья. Она очень любила его и часто говорила с ним о самых задушевных
вопросах.
У простых людей не стесняются прямо говорить о смерти. И Агафья
Михайловна как-то заговорила с своим умирающим другом об этом неизбежном
для всех нас конце. Гадали они о том - тяжел ли этот переход в другую
жизнь или нет, и Алексей Степанович обещал ей сказать об этом перед самым
концом. И вот, когда стало ясно, что конец близок, Агафья Михайловна
напомнила ему о бывшем у них разговоре и спросила - хорошо ли ему.
- Уж как хорошо!.. - без колебанья ответил Алексей Степанович.
После его смерти Агафья Михайловна очень тосковала о нем.
"Вчера Агафья Михайловна долго сидела и плакала, - пишет отец моей
матери, - и горевала, как всегда странно, но искренне: "Лев Николаевич,
батюшка, скажи, что ж мне делать? Я боюсь, с ума сойду. Приду к Шумихе
[Гончая собака], рбниму ее и заплачу: "Нет, Шумиха, нашего голубчика", и
т. д. И сама плачет"32.
С тех пор как я помню Агафью Михайловну, она постоянно жаловалась на
то, что у нее внутри растет береза. Когда я спрашивала о ее здоровье, она
всегда отвечала, поморщившись и покачав головой: