"Николай Флорович Сумишин. Уроки " - читать интересную книгу автора

- Мы частенько шли на компромисс со своей совестью, - невесело сказал
Майстренко. - Я тоже не исключение... Теперь в моем классе сидит Хома
Деркач. Он не знает элементарных вещей. А уже выпускник. С чем же мы его
выпускаем в жизнь?
- Вон как вы запели! - Тулько поднялся, прошелся по кабинету. - Что же,
я подумаю... Я подумаю, почему в вашем классе сидят учащиеся со знаниями
третьеклассников.
- Подумайте, Василий Михайлович. Может, и вас тогда обожжет стыд.
- Нет! А после моих раздумий вы будете иметь не тридцать два урока в
неделю, а вдвое меньше! Я вас разгружу немного, потому что вы не
справляетесь с возложенными на вас обязанностями!..
- Что же, и этот вопрос заслуживает внимания. У Ульяны Григорьевны
вдвое меньше уроков, чем у Никиты Яковлевича.
- У Ульяны Григорьевны низкая успеваемость...
- Потому что она требовательно относится к своим ученикам.
Тулько сел, забарабанил пальцами по столу.
- Просто смешно, Иван Иванович. Просто смешно... Вы педагог со стажем,
учитель, который, казалось мне, давно понял все тонкости нашей нелегкой
профессии.
- Не знаю, что вы имеете в виду. А в нашей школе - позвольте вам это
заявить со всей серьезностью - никакой требовательности и никаких твердо
определенных положений.
Тулько испуганно посмотрел на Майстренко, словно ученик, которого
поймали на горячем.
- Да вы что! Да вы понимаете!..
- Извините, - тихо сказал Иван Иванович и вышел.


РОМАН

Из окна ему видно огороды, работающих на них людей, кусок колхозного
поля, где летом желтела пшеница, а теперь грустно поблескивает пахота. Еще
ему видно пруд - до самого Манятина: на тихом серебристом плесе застыли
лодки рыбаков. За прудом село и дорога к нему - белая в желто-голубом
сиянии...
Этой дорогой он когда-то ездил с отцом по грибы в Лисичанские
кустарники. Грибов они тогда собрали много, и мама их очень вкусно
приготовила. А еще закрыла в банки, и... и потом, когда отец умер, эти
маринованные грибы подавали к столу на поминках...
Роман закрыл глаза, чтобы придержать слезу, которая вот-вот должна была
упасть на белый лист бумаги. Одновременно и мучительное воспоминание
придержал в мыслях: пусть пожжет, пусть побередит сердце, потому что стал
забывать отца своего. Сколько лет минуло? Семь? Да. Семь лет, три месяца и
двадцать три дня... Время неумолимо стирает в памяти детали, подробности,
развеивает их. Вместо них остается что-то очень высокое и невыразительное,
этакий тебе монумент. И страшно становится, до ужаса, до боли страшно,
потому что не различишь в нем родных черточек отцовского лица. Только
взгляд, добрый, требовательный взгляд старшего друга, который ушел из их
дома навеки. Только фигура и взгляд...
Теперь они замахнулись на него этим мелким, немощным, бессердечным: